САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУНИВЕРСИТЕТ

ФИЗИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

НАША ИСТОРИЯ, МЕМУАРЫ, СТАТЬИ и ЭССЕ

Александр Попов (Кригель)

На пути к вершинам

Не просто объяснить непосвященному, почему людей тянет в горы. Ведь всем известна народная мудрость: «умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Что, увлечение горами разве и вправду от недостатка ума? Не думаю. В горах бывал и зимой и летом как турист, как альпинист, как горнолыжник, как инструктор, и просто так в Карпатах, в Крыму, в Центральном и Западном Кавказе, в Сванетии, на Тянь-Шане, в Татрах, Закавказье и Хибинах. Путешествие в горах это всегда труд, риск и нагрузки, часто предельные, и физические и эмоциональные, но, тем не менее, горы тянут людей к себе. Пожалуй, только в горах я отдыхаю и душой и телом по-настоящему.

Удивительно то, что давление кислорода в горах пониженное, а дышать легко. Нагрузки на организм предельные, а ничего не болит, не беспокоит, кроме стертых ног. В горах, а в первые дни особенно, возникает ощущение радости, полноты жизни, и, быть может, даже счастья. Знатоки скажут, что эта эйфория есть проявление кислородного голодания, «горной болезни». Если там так хорошо, то почему это называют болезнью? Там собираются люди особого характера, наверное, немного странные, непонятные для посторонних, упертые, амбициозные, со своими, подчас странными принципами, но мне с ними легко и интересно. Горы, как увлечение, это только отчасти спорт, а скорее это хэппенинг - источник радости и вдохновения.

В любой горной компании, что летом, что зимой, всегда много физиков. Думаю, не менее 20%. Почему это так — непростой вопрос. Не слышал ни от кого какого-либо внятного объяснения этого феномена. Хочу сам в этом разобраться.

Первый экстрим

Хорошо быть учителем, а еще лучше – врачом, или адвокатом. Им не приходится объяснять кому-либо - в чем состоит смысл их профессии. Физику же надо с первых дней понять самому и уметь объяснить каждому - в чем суть этой науки.

Я начинал тренироваться в альпинистской секции Ленинградского государственного университета. Для начала, было решено испытать новичков на живучесть, которая должна очень пригодиться им в горах. Для тренировки выживаемости в экстремальных условиях было решено ближайшие зимние каникулы (1965 года) провести в лесу в палатках. Организатором всей этой авантюры была, конечно же, Галя Саганенко. Зимний бивуак решили разбить в Орехово на дальнем берегу озера Большое Барково. Я смог отправиться в путь не со всеми, а на следующий день, получив специальное задание – купить и взять в дорогу 20 кг мяса. Я имел лишь весьма приблизительное словесное описание маршрута следования. На следующий день я прибыл на станцию Орехово. Ни одного человека на платформе не оказалось. Засыпанный снегом дачный поселок был совершенно безлюден. Спросить дорогу было не у кого. Карты у меня тоже не было. Встал на лыжи, вскинул за спину рюкзак с мясом, и отправился по лыжне на поиски друзей. Мороз 15º ниже нуля, скрипит под лыжами снег, а лыжня по холмам ведет в гущу леса. Прошел уже не мало, но никакого озера не вижу. Стемнело. Ситуация становилась тревожной. Ночь, один в лесу, очень холодно, крыши нет, дорога не известна, из еды - одно сырое мясо. Вот экстрим и начался. Надо выживать.

Впереди виднелся слабый огонек. Пошел на огонь. Оказалось – это бытовки строительной бригады, строившей какой-то непонятный объект. Попросился на ночлег. Я назвался физиком. Бригадир с недоверием меня осмотрел и сказал, что ты вот нам это докажи, что ты действительно физик, а не шпиён какой-нибудь. Расскажи, пожалуйста, уважаемым рабочим, – что такое твоя физика и над чем конкретно сейчас думают физики? Какая в вас польза? А мы тут решим, где и как ты проведешь эту ночь. Бригадир приказал рабочим после ужина собраться на лекцию по физике.

Здесь и сейчас мне пришлось держать ответ перед народом за всю физику. Что им сказать? Какими словами? Мне показалось, что надо постараться рассказать им простыми словами, но о самом главном. И вот я решил, что расскажу про революцию в физике, про Альберта Эйнштейна, и, родившуюся из его уважения к мелочам, теорию относительности, про уравнение тяготения, про космологию, про разбегание галактик, про смысл и пользу фундаментального знания, и его влияние на смежные науки.

Это был мой первый лекторский опыт. Я и сам получил урок. Физик должен быть всегда готовым ответить за свой выбор и за свою профессию. Я, по-видимому, справился с лекцией, поскольку было решено найти мне койку, а в качестве гонорара выдать кружку горячего чая. А рано утром, получив ясные указания, я легко нашел дорогу к Большому Баркову озеру, пересек его по льду и с радостью обнаружил моих университетских друзей, уже немало взволнованных моим отсутствием. И я рассказал им у костра - как физика помогла мне выжить в эту зимнюю ночь.

Айлама

Для моей первой альпинисткой смены жребий выбрал альплагерь «Айлама». В университетскую команду, кроме меня, вошли Татьяна Драбкина и Леонид Витушкин. Смена начиналась 3 сентября 1965 года, и мы опасались, что у нас возникнут проблемы с учебой. Поэтому мы решили, что будет правильно до начала учебного года подготовиться и сдать экстерном самый трудный экзамен предстоящего седьмого семестра - квантовую механику. К этой затее мы подключили Олега Голубева, составили план действий, и, вместо нормального летнего отдыха, заперлись у Лени на квартире и тихо долбили курс Л.Д.Ландау и Е.М.Лифшица. Справились с экзаменом вполне успешно и в тот же вечер рванули в Кутаиси.

Мы подумали, что ехать в поезде и смотреть на Черное море из окна вагона, нам будет крайне обидно. Поэтому мы доехали скорым поездом только до Сочи, а оттуда уже электричками добирались до Сухуми, но при этом, высмотрев из окна приличный пляж, мы на ближайшей станции покидали поезд, и окунались в море. И так до Сухуми. Дальше, с некими приключениями, добрались до базы альплагеря в Кутаиси.

У нас был в запасе день, который мы провели, познавая знойную Грузию. Для начала, мы купили тетради и стали создавать русско-грузинский разговорник. Конечно, грузины достаточно хорошо говорят по-русски, но мы не хотели выглядеть как «оккупанты» и потому взялись за эту неподъемную работу. Не теряя времени, мы отправились изучать город. Вскоре мы обнаружили что, несмотря на то, что Кутаиси называют второй столицей Грузии, он имеет довольно скверную репутацию. Многие из нас, в первый же день в этом убедились, столкнувшись с криминальными посягательствами на их собственность. А познания в языке навряд ли смогут тут кого-либо обезопасить.

База альплагеря представляла собой небольшой домик на окраине города, которая не была в состоянии ни накормить, ни дать ночлег прибывающим и убывающим участникам. Чтобы не перегружать базу, было решено, незамедлительно отправить нас в горы, в расчете на то, что мы заночуем по дороге. Альплагерь «Айлама» находится в Верхней Сванетии. От Кутаиси до него 150 км. Не так уж много, но в горах километры мало что значат.

Погрузились в бортовой ЗИЛ с тентом, и дорога побежала из-под наших колес. Быстро пролетели через Цхалтубо, а дальше уже начиналась Нижняя Сванетия. Дорога повела нас вверх по живописному ущелью реки Цхенис-цхали. К вечеру добрались до Цагери, где остановились, чтобы поужинать. Но было уж поздно, и в духане ничего кроме спиртного не оказалось. Водитель решил ехать дальше. Еще пару часов мучительного пути и мы добрались до Лентехи, где остановились на ночлег. У водителя было пристанище, где он мог заночевать, а для нас был выбор - либо спать под огромным грецким орехом, либо прижаться друг к другу на дне бортовой машины и представить себе, что мы отдыхаем. Так мы и поступили.

– Слушай Саша, это что, и есть отдых, к которому мы так стремились?

– Без еды, на полу машины, где-то неведомо в горах? Что, это Кайф?

– А что, разве нам кто-нибудь обещал, что здесь будет удобства?

– Кстати, водитель ведь даже и не обещал нам, что довезет.

– Вот настанет утро, и начнутся поборы «на бензин», вот увидишь. У нас есть путевки в альплагерь, скажем правду, не за дорого купленные – по 17 рублей, а что нам за них полагается - мы ведь и понятия не имеем.

– Да, но хотелось бы, для начала, туда доехать.

Утром, уплатив таки за что-то деньги, поехали в горы. Мотор ревел на пониженной передаче, дорога становилась все круче и уже. Дальше начался небольшой кошмар. Асфальт закончился уже давно, а узкая горная дорога поднималась серпантинами все выше и выше. Узкая это значит, что она по ширине едва вмещала нашу машину. Встречные машины здесь попадаются редко, но все же они иногда случались и тогда водители должны были как-то разъехаться. Наша машина, как поднимающаяся, вынуждена была при каждом разъезде пятиться над пропастью назад до ближайшего подходящего для этого места. Скажу прямо, что смотреть из фургона на уходящую из-под колес дорогу, мне было страшно. Местами дорога была меньше ширины машины, и казалось, что все колеса поместиться на ней никак не могут. Удивляло то, как мы вообще это место смогли проехать. Смотреть же вперед было еще страшнее. Шел проливной дождь, мокрая грунтовая дорога вилась по краю пропасти. Водитель после «заправки» был весьма весел и, крепко обнимая правой рукой попутную даму, пел для нее чудные грузинские песни. Я думаю, а почему я должен волноваться больше других – ведь никто же не бьет тревогу и не прыгает за борт. Все в порядке, надо привыкать к горным дорогам.

Наконец, приехали в маленький поселок Курулдаши, по-видимому, самое высокое поселение в Цанском ущелье. Еще немного пути, и машина встала на полянке перед домиками альплагеря. К дождю добавился туман и холод: высоко все-таки, аж 2500 м. Участники, вылезайте - приехали. Кошмар закончился.

Мы оказались в Верхней Сванетии - области Грузии, расположенная вдоль ущельев рек Ингури, Цхенис-цкали, Риони, Кодори между Главным кавказским хребтом и Сванетским хребтом. Альплагерь «Айлама», принадлежащий обществу «Гантиади» (Рассвет), был создан при активном участии знаменитого альпиниста Михаила Хергиани. А для всего Союза он был открыт только в этом сезоне. Для создания лагеря использовали помещения ликвидируемого рудника, на котором раньше добывали мышьяк. Нас разместили по комнаткам, которые совсем недавно служили в качестве бараков для рабочих и попросили не брать в руки камни, поскольку территория загажена породами, содержащими мышьяк.

По прибытии, нас с Леней сразу направили на работу в кухню. Оказалось, что мясо для столовой здесь не покупалось в магазине, которого тут, наверное, никогда и не было - оно прямо тут сначала откармливалось. Вот нас и попросили, для начала, помочь разделать тушу бычка, которого только что закололи. На полу большой палатки, поставленной рядом с кухней, лежал бык. Повар вспорол ему брюхо, чтобы извлечь его содержимое. Отрезанная голова лежала рядом в луже крови и смотрела на нас теплым взглядом. О, генацвали, берите ножи и помогайте. У меня начала кружиться голова – первый день на высоте, все-таки – горная болезнь, наверное. Свежевание и разделка скотины здесь дело, видно, обычное, но для нас, выросших в городе! – Увольте, пожалуйста. Повар окинул нас взглядом, полным презрения: что за странные ребята - бычка порезать не могут. Нас уволили, но попросили тогда заняться колкой дров, чем мы с радостью и занялись. Колоть дрова это совсем другое дело. Я, хоть и вырос на Адмиралтейском проспекте, но центральное отопление, вы не поверите, появилось у нас только в качестве подарка к 100-летнему юбилею Ленина в 1970 году. Дрова для печки мне приходилось колоть с детства. Повар оценил наше старание, пригласил на кухню, и пожаловал по стейку из парного мяса. Необыкновенно вкусно, особенно учитывая то, что мы провели день почти без еды. Больше всего же нас поразило то, что простой столовский повар из советского общепита а вот, оказывается, умеет же отлично готовить! Но вскоре выяснилось, что его мастерство не имеет никакого отношения к той еде, которая подавалась для общего употребления.

Утром тумана уже не было, мы вышли на завтрак и ахнули от невиданной ранее красоты. Лагерь находился в верховье реки Цхенис-цкали. Нас окружали крутые зеленые склоны, а прямо перед нами, блистая голубоватыми ледниками, возвышалась неприступная Айлама. Эта вершина относится к Безенгийской стене – самому сложнейшему 12-ти километровому участку Главного кавказского хребта. С севера подобраться к этой вершине можно только из альплагеря «Безенги», в который допускались альпинисты не ниже второго разряда. Все маршруты на Айламу относятся к высшей категории сложности. Со стороны Сванетии район Айламы был еще мало освоен, и его рассматривали как весьма перспективный в спортивном отношении. А для первого знакомства с горами это было ну просто шикарно. Что правда, так это то, что «внизу не встретишь, как ни тянись, за всю свою жизнь десятой доли таких красот и чудес»*.

Учебно-тренировочная работа с альпинистами в СССР была хорошо разработана. На первый сезон ставилась задача обучить новичков основам альпинистской техники, выявить их способности к дальнейшему росту и отсеять непригодных. На акклиматизацию и тренировки в лагере ушло дней десять, а затем, в качестве зачета, надо было участвовать в походе, пройти перевал и одолеть вершину 1б категории трудности.

Все шло нормально и весело. Тренером в нашу команду назначили кандидата в мастера спорта Всеволода Овсянникова – молодого спортсмена, мощного телосложения, казавшегося мне суперменом. Он прибыл сюда, имея в виду детальную разведку региона, необходимую для изучения нового маршрута на Шхару, который планировали заявить на первенство СССР. И он попросил нас оказать ему посильную помощь в этой работе, что мы, конечно, рассматривали как большую честь.

Пребывая в незнакомом для себя регионе, мы пользуемся случаем, чтобы познакомиться с его историей. Это всегда интересно. Особой же удачей для нас было то, что в составе инструкторов в «Айламе» оказался сван, профессиональный историк. Его яркие лекции по истории Грузии и Сванетии, которые он с большим воодушевлением читал нам во время привалов, были шикарным подарком.

Наконец, тренировки закончились и новичков выпустили на маршрут. Нудный серпантин вел нас выше и выше по дороге вглубь Сванетии к городу Ушгули. Первая трудность, с которой сталкивается каждый альпинист — это рюкзак, который должен быть грамотно уложен, и который еще надо уметь нести. Я вспомнил советы Григория Соломоновича Кватера, рассказывавшего как-то нам на лекции о том, как правильно нести рюкзак. Пользу от этой лекции ощутил на собственных ногах. Часа через два ишачки, за очередным поворотом извилистой горной дороги, внезапно открылась панорама города. Мы остолбенели. Никогда я такого еще не видел. Городок этот совсем небольшой: десятка три домов, но назвать его селом, как-то неуважительно. Город состоит из весьма древних домов, сложенных из грубо отесанных камней. Дома все в одном стиле, в два этажа, наверное, на одну семью. Главная особенность Верхней Сванетии состоит в том, что здесь каждая семья владеет также и собственным замком в виде каменной башни высотой метров двадцать, служившей ей в качестве военного укрепления для защиты от врагов, если случается война с другой семьей. А поскольку кровная вражда, раз возникнув, может продолжаться долго, то войны между кланами здесь случались постоянно.

Есть у города и общая крепость, которая использовалась для обороны от внешнего нашествия. Основная же защита города – это труднопроходимый горный рельеф. Не представляет большого труда завалить дорогу, по которой мы поднимались, и тогда враг сюда не пройдет. А зимой, отрезанный снегопадами от внешнего мира, Ушгули живет автономно. На холме над городом возвышается церковь Богоматери XI века. Город стоит у истока реки Ингури, которую питает мощные ледники, спадающие с южных склонов Ингури и Шхары – высочайшей вершины (5203 м) Главного кавказского хребта, вершины красивой, солидной, и неприступной на вид. Куда не глянь отсюда – красота потрясающая.

Высота Ушгули 2200 м, что для Европы является рекордом. Впрочем, разве мы в Европе? По дороге бегают странные зверюшки, покрытые длинной серой шерстью, с клыками. Это свиньи такие, но они куда больше похожи на дикого кабана, чем на домашнюю свинью. Люди живут здесь натуральным трудом. Зеленые склоны аккуратно нарезаны на угодья, обрабатываемые вручную. Транспорт бесколесный – сани, как зимой, так и коротким летом. Говорят, недавно здесь появился даже первый трактор – прогресс все-таки. Правда не понятно, чем он сможет облегчить тяжелый труд земледельца на этих крутых склонах? Да и чем его тут заправлять?

Лето в горах короткое и не все посеянное может дозреть. Питание здесь должно быть очень ограниченным – фруктов нет, так как плодовые деревья здесь не растут, рыбы тоже нет. Остаются злаки, мед, молоко и мясо. Вода горных рек безвкусна. Она слишком чиста, чтобы быть пригодной для питья - в ней нет солей, нет йода, что приводит к заболеваниям. На счастье, есть минеральные источники.

Горские этносы были в далеком прошлом беженцами, спасшимися в горах от полчищ завоевателей. Историческая родина балкарцев, как и болгар – древняя (тюрко-язычная) Булгария (на Волге), которая пала под ударами хазар. Их близкие родственники карачаевцы, и осетины (аланы, асы), тоже тюрко-язычные - потомки скифов, живших на территории нынешней Украины, которых нашли защиту в горах от истребления и ассимиляции. Грузины пришли сюда давно и не ясно откуда. Считается, что в родстве с грузинами состоят пиренейские баски. Есть смелое предположение, что грузины это потомки загадочных атлантов. Сваны, поднявшиеся сюда тысячи лет назад с морского побережья, предпочли крайне скудную и очень трудную жизнь, угрожавшему им порабощению. Горы для горцев - это их последний бастион. Трудная жизнь в горах, ощущение прижатости к неприступным скалам, сформировали характер и мировоззрение горцев - сильных и смелых воинов, всегда готовых защитить свою жизнь, а главное, свободу и достоинство. Сваны, как и другие горцы, воевать умеют, и на это указывают, в частности, вот эти древние башни. В средневековой Европе много замков, обеспечивавших безопасность семьи синьора, как от набегов иноземцев, так и от взбунтовавших рабов. А здесь, в отличие от Европы, никогда не было ни рабов, ни рабовладельцев, ни помещиков, ни сословных различий. Каждый осознает себя свободным гражданином, равным другому, и потому замком должна обладать каждая семья. Это, возможно, не испачканное цивилизацией, средневековье (в архитектурном смысле этого понятия). Ну, где еще такое увидишь? Говорят, что здесь даже есть и исторические музеи, но это - частная семейная собственность. Семейные сокровища сванов хранятся в этих таинственных башнях.

В 4-3 веках до н.э. Сванетия входила в состав Колхидского царства, описанного еще в древнегреческих сказаниях. Во 2-1 в до н.э. Колхида была покорена Понтийским царем Евпатором Митридатом. Эта область позднее вошла в состав Римской империи. В начале первого тысячелетия Сванетия вошла в состав Грузии. Сваны ставят в себе в заслугу то, что они, в отличие от других народов, никогда не были кем-либо завоеваны. А ведь пытались многие – римляне, монголо-татары, арабы, войска Тамерлана, Османская империи, и Византия, и Персия, и Германская армия во второй мировой войне. Эти интервенты наносили сильнейшие удары по независимости Грузии и их верности христианской вере, Но, как утверждают, сюда в Ушгули никто из завоевателей так и не дошел. Не представляю, чтобы тут могли успехом и большевистские авантюры с национализацией, коллективизацией, переходящие в нынешнюю «приватизацию». Может быть, разве что в фальшивых отчетах разных функционеров. Поэтому, вполне вероятно, что этот город, да и его уклад жизни, на протяжении тысячелетий сохранялся в первозданном виде.

Пройдя Ушгули, мы переходим через перевал Загаро и спускаемся вниз к Ингури. Перейдя по мостику, свернули влево в ущелье Дадиаши. Начался подъем в гору по левому берегу реки Дадиаши. Это уже Сванетский хребет. Часа через 2-3 подъема выходим на площадку, пригодную для разбивки бивуака. Тут обнаружилось, что мы оказались недалеко от месторождения горного хрусталя. Стоило кому-то появиться, держа в руке камень с вкраплениями красивых кристалликов хрусталя, как всех поразила «хрустальная» лихорадка. Разбрелись вдоль морены, осматривая каждый камешек. День шел к концу и, если бы не строгий приказ командира отряда, нас бы с этой морены было бы не уволочь. Дальнейший путь стал труднее, ровно настолько, насколько потяжелели наши рюкзаки от коллекций камней, ставшей предметом гордости, а потом и воспоминаний о первом альпинистском походе.

Вершина Дадиаш (3535 м) хоть и не сложная, но впервые была пройдена и описана только в этом сезоне. Восхождение для нас было впечатляющим. Через два часа подъема мы вышли на снежный гребень, ведущий к куполообразной вершине. Дальше был небольшой, но крутой снежный взлет, на котором была организована страховка. Еще немного, и мы всем отрядом размещаемся на вершине. Поднявшись, смогли насладиться прекрасной панорамой. Под нами с южной стороны открывался вид на Сванетию, а на севере перед нами красовалась самая неприступная часть Кавказского хребта – вся Безенгийская стена – двуглавая Ушба, Ушгули, Ингури, Шхара, Айлама. Где такое еще увидишь? Конечно, этот маршрут никто не рассматривал как серьезное спортивное достижение, но это все же – наша Первая вершина. И этим она запомнилась.

Каждая вершина открывает свою неповторимую панораму, но дело не в этом. Главное – это чувство достижения, победа над собой, над своей апатией и ленью, радость своего небольшого успеха, дающего силы для преодоления и других, более сложных вершин, путь к которым и есть вся дальнейшая жизнь.

На обратном пути наш маршрут вел к подножью Шхары. Грандиозная и, неприступная на вид, гора. Она пока не для нас - здесь мы только взяты в помощь Овсянникову в его разведке путей подхода и места для будущего палаточного лагеря. Пребывание в истоках Ингури у ледника Шхара стало еще интереснее, когда нам рассказали, что это и есть то самое место, куда пытались добраться легендарные аргонавты, устремившиеся в Колхиду за золотым руном. Как я понял, руно это - всего лишь шкура барана, которую клали в золотоносную реку. Крупинки золотого песка, застревая в овечьей шерсти, делали это руно золотым. Так вот, в древности, греки добывали золото и именно здесь, где мы поставили наш бивуак. Ясно, что вслед за «хрустальной» лихорадкой, у нас началась «золотая». Ни бараньей шкуры, ни лотка, мы с собой не прихватили, и потому мы уныло бродим, склонив головы, вдоль ручейков, текущих из-под ледника, в поисках блестящих золотых самородков. Пытаемся орудовать ложками и мисками, как лопатой и лотком, промывая песок, стоя в ледяном горном потоке, и представляя себя в роли золотоискателей Клондайка. Никто из нас золота в природе раньше не видел, но надежда была, и мы до темноты занимались старательным промыслом. Но золотое счастье так никому и не улыбнулось. Ни одной песчинки, напоминающей золото, никто не обнаружил. Видно греческие аргонавты все золото тут уже собрали и вывезли задолго до нас.

Следующим днем мы поднялись на перевал Вахушти (4000 м) 1б категории сложности. Отсюда до вершины с тем же именем по гребню уже рукой подать, но эта вершина не входила в наши планы. Ну а за перевалом уже начинался спуск к «Айламе». Вскоре под нами завиднелся наш альплагерь. Маршрут завершался.

По приходу в лагерь, после торжественного построения и доклада, все были награждены традиционным альпинистским компотом. А еще, спустя несколько дней, нас в торжественной обстановке наградили значками «Альпинист СССР».

Нельзя забыть то, что нам удалось познакомиться с молодыми ребятами и их красивыми девушками, которые по вечерам поднимались из Курулдаши наверх к минеральному источнику, расположенному ниже нашего альплагеря. Собравшись вместе, они пели старинные сванские песни. Это незабываемо. Песни эти ведь имеют свой неповторимый, и весьма сложный полифонический рисунок, с которым они, однако, легко справлялись. Пели естественно и чисто потому, что поют здесь все с детства. И вот мы с Леонидом каждый вечер ходили в беседку над родником, чтобы послушать концерт подлинного искусства, идущего от души. Концерт дополнялся созерцанием красоты стройных девушек, в длинных темных платьях, с платками, прикрывающими волосы, грациозно несущими на плечах высокие грузинские сосуды, наполненные минеральной водой. Их скромность и внутреннее достоинство, ненарочитое следование традициям, нас не оставили равнодушными. Это не театр - это реальная жизнь маленького высокогорного села. А что могли им противопоставить мы?

Наша первая смена, к сожалению завершалась. Впечатлений море. Это была сказка. «В суету городов и в потоки машин возвращаемся мы – просто некуда деться»*.

Вскоре я узнал, что, спускаясь по дороге вниз, наш водитель, к сожалению, не справился с управлением. Вместе с ним в машине был и начальник альплагеря Оболадзе. Если неприятность может случиться, то она, рано или поздно, случится. Увы. А в 1969 году в Италии погиб и Михаил Хергиани – гордость Сванетии, и всего советского альпинизма. А к настоящему времени этот альплагерь полностью разрушен, но не от лавины или камнепада, а в результате «перестройки и нового мышления».. А теперь политики добивают и те хорошие отношения между Россией и Грузией, которые нарабатывались веками, многими поколениями и с большим трудом. Очень жалко. Это – большая беда, политический просчет, негативные последствия которого будут ощущаться очень долго.

Софруджу

На слиянии двух ущелий Аман-ауз и Алибек находится Домбайская поляна. Это - «жемчужина северо-западного Кавказа» – сравнение банальное, избитое, но ведь верное. Потрясающая красота и величие первозданной природы. Суровое, но в тоже время, и очень уютное, сравнительно теплое место. Именно здесь и начиналась история советского альпинизма. А те, кому посчастливилось здесь побывать, будут помнить об этом всегда.

Над поляной по центру возвышается полосатая красавица (главная) Белала-кая (3861 м), левее от нее Задняя Белала-кая (3748 м), а еще левее двуглавая снежная Софруджу (3786 м), напоминающая, по форме, Эльбрус. Восхождение на эту вершину считается технически сравнительно простым и не требующим чрезмерных усилий. Несколько более сложным является траверс обеих вершин со стороны ледника Аманауз со спуском по леднику Софруджу. Трудность состоит в преодолении ледника с многочисленными радиальными трещинами, преодолении неприятного бергшрунда, и подъема по довольно крутому снежно-ледовому склону. Это восхождение 2б категории сложности включают в программу выполнения норм третьего спортивного разряда по альпинизму. Восхождение на Софруджу - маршрут массовый, сравнительно безопасный, но в горах может случиться всякое.

Тогда, в 1969 году здесь находились турбаза «Солнечная долина», альплагеря «Алибек», «Домбай», «Красная звезда», известные, и близкие каждому альпинисту. Да, и еще вот, небольшое, не обустроенное, не огороженное, но тоже очень известное, альпинистское кладбище.

Я имел перерыв в восхождениях, и мне надо было, прежде чем двигаться дальше, сделать подтверждение третьего разряда. С этой целью я и прибыл в старейший в СССР и очень известный альплагерь «Красная звезда». (Теперь этого альплагеря уже нет, а на его месте находится Поселковый совет).

Небольшой спортивной группой из шести человек – три связки, включая тренера Геннадия Петрова, мы после обеда вышли из лагеря. Перешли через мост и по левому берегу реки Аман-ауз дошли до ручья, а оттуда крутым подъем добрались до «нижних ночевок». Здесь, как это обычно делается, разбили палаточный лагерь. Улеглись спать. Я был назначен дежурным на следующее утро. Мне надо было встать за полчаса до общего подъема и приготовить завтрак. Выход на маршрут назначили на 5 часов – рано, но в горах это нормально, поскольку опасности здесь возрастают вместе с восходом Солнца. Ночь, но будильник указывает на то, что уже пора вставать. Приподнявшись, с фонарем в руке, собираю одежду. Вдруг смотрю, у меня в ногах в углу палатки у входа лежит непонятный предмет, похожий на свернутый в клубок шланг. Протираю сонные глаза, и вижу… да это ж змея! Похоже, это гадюка решила пригреться у меня в ногах. Я, выросший в городских джунглях, никогда раньше не спал со змеёй. Кошмар. Надо было вылезти из палатки, не потревожив спящих ребят, и как-то выпроводить хладнокровную гостью. Осторожно, чтобы не разозлить опасную соседку, подтянул ноги, выполз из мешка и стал одеваться. Змеюка проснулась, и посматривала на меня из угла палатки, контролируя вход. Что у нее на уме? Решил осторожно потревожить ее мигающим светом фонаря. К счастью, подействовало. Она (или он, кто ее знает?) решила выползти, не вступая со мною в конфликт. Ну, вот и умница. Тихонечко вслед за ней выполз из палатки и я, и, передвигаясь в ночном мраке с особой осторожностью, занялся подготовкой завтрака.

Наша группа состояла из достаточно опытных участников. Никто никого не подгоняет, работаем слаженно, собираемся быстро. Вышли, как и запланировали, затемно. Быстро дошли до «бараньих лбов», от которых начинается ледник Западный Аманауз. Лед отделен от скалы рандклюфтом. Рандклюфт, этот вызывает довольно неприятное чувство. От гладких и мокрых скал, отступая примерно на метр-два, отстоит тело ледника. Край ледника грязный, рваный и мокрый. Сужаясь книзу и изгибаясь, спускается в преисподнюю, темная холодная трещина. Самым легким из нас оказался Рубен — физик, оканчивавший Ереванский университет. Он, кошачьим прыжком со скалы одолел этот самый рандклюфт, вбил в лёд крюк и натянул переправу, по которой все благополучно переправились на ледник. Преодолевая многочисленные разломы, закрытые снежными мостами, левым берегом ледника мы поднялись на платформу, которую почему-то называют «Собачьи ночевки». Передохнули и снова вперед. Подошли к бергшрунду (подгорной трещине). Трещина посередине присыпана снежным мостиком, который все еще терпит на себе альпинистов. Дальше начинается крутющий снежно-ледовый взлет длиной метров 300-400, градусов так примерно на 50. В конце лета снег был уже достаточно плотным, чтобы ступеньки держали наш вес, а воткнутый по клюв ледоруб создавал некую основу для нашей безопасности. Тремя связками, чередуясь, шагом «на три такта» мы уверенно пробивались к перевалу с жутким именем Аман-аузский (что означает «злая пасть»), где планировали отдохнуть перед подъемом на вершину.

Погода стала резко меняться - приближался атмосферный фронт. Над Аман-аузом нависла зловещая «шапка», что является тут верным признаком ухудшения погоды. Небо быстро заволакивало плотными серыми облаками, не сулившими нам ничего хорошего. Надо поторапливаться. До конца подъема оставалось всего метров 50, как внезапно, без каких-либо видимых причин, весь этот перевал обвалился и, рассыпаясь на мелкие куски, пошел с грохотом вниз, к счастью, по противоположному от нас южному склону Главного кавказского хребта. Поднявшись, над перевалом, мы с неизъяснимым чувством осмотрели крутой склон узкого мрачноватого ущелья, идущего по южному склону хребта, по которому непременно были бы разбросаны наши косточки, если бы мы оказались на этом самом перевале на пять минут раньше. Веселенькая картина. Да и перевалом эту перемычку называют совершенно зря. Южный склон скальный, очень крутой и обломистый, передвигаться по нему никому не посоветовал бы. Через этот перевал, по-видимому, никто и не ходит.

Вроде бы ничего страшного с нами не произошло, но каждый, про себя, расценил это случай на перевале, как предупреждение. Какое место в горах более безопасно, чем перевал? Ведь ничего не упадет на голову, никуда не провалишься, а вот, оказывается, и на него полагаться опасно. Выходит, что «в горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала»*.

Погода не улучшалась. Резкий холодный фронт выталкивал наверх влажный теплый воздух, который, конденсируясь, создавал над вершиной быстрорастущие грозовые облака. Уселись на хребте. Слева по хребту – Аман-ауз, справа – двуглавая Софруджу, за ней правее Белалакая, а прямо под нами – Грузия. Совещаемся. До вершины рукой подать, а за ней сравнительно простой спуск. Но переждать непогоду негде. Возвращаться вниз по крутому снежнику под дождем достаточно опасно, да и времени на это у нас уже нет. Холодная ночевка на льду без палатки, без спальников, без воды, нам была бы обеспечена. И стало понятно, почему эти ночевки прозвали «собачьими». Комфорта там для ночлега человека явно маловато. Не думаю, что и собака была бы другого мнения. Взглянув сверху на ледник Аман-ауз, который мы без приключений одолели этим утром, нам становилось не по себе. Сверху видно, что ледник весь изрезан глубокими трещинами, расходящимися и расширяющимися от левого края. Когда идешь по леднику, он не кажется столь коварным. Пройти ледник можно только так, как мы шли, но для этого ведь надо было точно знать безопасный маршрут. Найти же обратный путь уставшими, в непогоду, в ночь, было маловероятно. Да и бергшрунд ведь тоже не подарок. Улететь в трещину здесь очень легко. Наш тренер, выбирая из двух зол, решил проскочить вершину, до которой оставалось не более часа пути.

Вышли на гребень, ведущий к вершине. Нас накрыло облако. Сыпет не то снег, не то дождь, все в густом тумане, сильный порывистый ветер свистит в ушах. Когда мы вышли на седловину, грозовое облако поглотило нас. Из нас начали сыпаться искры. Мелкие разряды с характерным зудом били по всему и от всего металлического. Волосы встали дыбом. Мокрые веревки походили на высоковольтные провода в дождь. Мы связками на длину веревок, едва видя друг друга, бежим по покрытой глубоким снегом седловине. Временного интервала между вспышками молнии и громом уже почти не было, что говорило о том, что молнии били где-то совсем близко. Поднявшись на снежный купол южной вершины, мы оказались в полной власти грозового облака. Наш тренер, верный незыблемым альпинистским правилам, вложил записку в консервную банку и швырнул ее в тур, сложенный на вершине. По туру шарахнула молния, превратив на наших глазах в уголь эту банку и ее содержимое. Мы, без всякой команды мгновенно распластались по снегу лицом вниз, стараясь, чтобы ничто не возвышало нас над вершиной горы. Молнии били одна за другой буквально в метрах вокруг нас. Я вспомнил школьный урок физики о несчастном Рихмане – друге М. Ломоносова, погибшего от удара молнии во время опасного эксперимента с атмосферным электричеством. Но он то погиб «за науку», а мы погибаем просто так, из-за того, что недостаточно высоко оценили собственную жизнь. Хотя и по нашей общей убежденности погибнуть в горах все же «лучше, чем от водки или простуд»*, но погибнуть здесь и сейчас – нет, не хочу, надо немедленно уходить.

На вершине в тумане все направления кажутся одинаковыми. Из всех нас только тренер знал, по какой именно стороне следовало начать спуск, чтобы оказаться на верном, проходимом, пути. В случае ошибки в выборе направления спуска, мы могли бы вылететь на отвесный склон, или на снежный карниз, а, оставаясь на вершине еще на секунды, мы бы столь же неминуемо погибли бы от удара молнии. Ориентиром для нас была, стоявшая, совсем рядом, полосатая Белала-кая, но она была закрыта плотными облаками. К счастью, туман немного рассеялся, Петров сумел сориентироваться и, опомнившись от оглушительного удара, дал команду на спуск. Вся группа дружно лежала на снегу. Он провел мгновенную перекличку (чтобы выявить возможные потери), и заорал – «за мной бегом вниз» и ринулся вперед по склону. Я был замыкающим. Глиссируя на ледорубах, мы быстро устремились по снежному гребню по направлению к Софруджинскому перевалу и скалам Задней Белала-каи. Справа под нами вырастал черный Зуб Софруджу. Мы выезжали на ледник Софруджу.

Волшебная красота окружавшей нас природы уже просматривалась сквозь завесу рваного тумана и ливневого дождя, льющего на наши головы. Ущелье напоминало сказочные декорации замка снежной королевы. Ледяные сталактиты, чередуясь с глубокими разломами в голубоватом льду, покрывали дно ущелья. Контрфорсы присыпаны свежевыпавшим снегом. Молнии вспыхивали за спиной, дополняя сказочный ландшафт яркой иллюминацией. Гроза продолжала бушевать над вершинами, от которых мы удалялись с невероятной скоростью. Уже не думая о страховке, мы, растянувшись на длину связывавших нас по двое веревок, летели вниз без остановок, на чем попало, и как попало, перепрыгивая все, что преграждало наш путь. Проскочив пулей минут за 20 весь спуск, на который обычно уходит часа 3, мы очутились на морене, расположенной в нижней части ледника. Это место, кажется, называют «Медвежьи ночевки». Выползало солнце. Прямо внизу уже виднелась нижняя ночевка, на которой серебрились наши палатки, а напротив – зубчатая красавица Джугутурлу-чат. Вдали можно было разглядеть крыши нашего альплагеря, до которого нам еще предстояло добраться.

Осознав, что спасены, до нитки мокрые, но невредимые, счастливые, внезапно почувствовав, что мы, вчера еще едва знакомые, сегодня все, как одна семья, что мы живы, и будем жить, группа обнялась, образовав единый круг, заново рожденных людей. Рубен, расчувствованный пережитым, сказал, что мы все теперь его друзья навеки, и каждый может рассчитывать на его гостеприимство в Ереване. Маркируем веревки. Достали из рюкзаков остатки провианта и отметили кабачковой икрой наше спасение. О, какая же вкусная была эта кабачковая икра! Никогда ее не забуду.

Одна Ольга была хмурая, даже от еды отказывается. Подошел к ней, - что с тобой, Оля? Она разревелась. Я-а-а хо-чу-у-у пи-ии-с-аа-ть. Ну, и идиоты же мы, мужики. Сами как-то находили на это и время, и место, а она, оказывается, стеснялась и страдала весь этот долгий и страшный день больше всех. Отвернувшись, помогли ей решить (в горах, нередко трудный) вопрос. Когда же она позволила нам повернуться к ней - то мы увидели лицо девушки, светящееся настоящим, подлинным стопроцентным счастьем.

Быстро и весело прибыли в альплагерь. Разбор нашего восхождения был мрачным. Начальство оценило ситуацию, в которой мы оказались, как крайне опасную, и мы обязаны были ее избежать. Но, раз вернулись все, то победителей решили строго не судить.

Смена шла к концу. Оставшийся день провели в Тебердинском заповеднике. На прощание, посетили и альпинистское кладбище. Дня два назад здесь появилась свежая могила.

В альплагерь уже начала прибывать новая смена. Среди вновь прибывших я с радостью встретил моего друга Николая Закревского.

- Коля привет. Вот и ты тоже “пришел сменить уют на риск и непомерный труд”*. Видно, число физиков в горах сохраняется. Я завтра уезжаю, а ты вот прибыл мне на смену.

- Ну, как прошла смена, Саша?

- Семенов-Баши, траверс Сулахат, обе вершины Джугутурлу-чат и траверс Софруджу, где мы едва не погибли.

- Ну, Софруджу – это вершина исхоженная, где там можно погибнуть?

- Все так думают. Человек надеется на лучшее, а беда не всегда видна. Побывать в грозовом облаке на вершине – это незабываемо.

Лагерный автобус подвез нас до «Северного приюта» в Клухорском ущелье. Дальше часа два подъема на Клухорский перевал, за которым 16 километров спуска по вьючной тропе до «Южного приюта», в который заезжают левые машины, подрабатывавшие на подвозе до Сухуми. А туда спускаются с Кавказа все альпинистские тропы.

Хорошо быть учителем, а еще лучше – врачом, или адвокатом. Им не приходится объяснять кому-либо - в чем состоит смысл их профессии. Физику же надо с первых дней понять самому и уметь объяснить каждому - в чем суть этой науки.

Арагац

Вскоре мне представилась возможность воспользоваться гостеприимством Рубена. Армения испытывала дефицит в электроэнергии, в связи с чем велось проектирование Армянской атомной электростанции. Весной 1971 года мне выпала командировка на ее строительство. Группа физиков из Ленинградского гидрометеорологического института направилась в Армению, чтобы на месте оценить достоверность тех данных, которые к нам поступали в процессе изыскательских работ, необходимых для обоснования экологической безопасности этого объекта.

Строительство было на нулевой стадии: велись взрывные работы по созданию котлована, и одновременно продолжались изыскательские и проектные работы. Хотя для строительства было выбрано сравнительно безлюдное место, удаленное от Еревана примерно на 50 км, вся республика была охвачена обоснованным беспокойством за свою безопасность. Армения в 1915-1918 годах пережила чудовищный геноцид, в результате которого погибло 1,5 миллиона человек, и с тех пор армяне живут под впечатлением этого ужасного события. И вот эту АЭС некоторые впечатлительные люди стали рассматривать как бомбу замедленного действия, заложенную под Арменией специально для ее окончательного уничтожения. Это, конечно, ничего общего с действительностью не имело, но нам об этом рассказали в дирекции строительства, чтобы мы поняли, насколько серьезно у них отношение к нашей работе.

Как и на всякой крупной стройке в СССР, начиная с первой пятилетки, основной рабочей силой были заключенные, в данном случае - расконвоированные, досиживающие остаток срока за не очень тяжкие преступления «на химии», как это тогда называлось. Нас расположили в Араратской долине неподалеку от Октемберяна (раньше это место называлось Сардаранабад) вместе с заключенными в строй городке, собранном из стандартных мобильных блоков. Жара страшенная. Утром, идя на стройку, я окунал рубашку в воду и, не отжимая, одевал ее на себя. Затем набирал полную кепку воды и опрокидывал себе на голову. На пути до стройки это меня спасало. Через полчаса все было уже сухое. Здесь надо было еще внимательно смотреть себе под ноги, особенно ночью. Не дай бог наступить на скорпиона, прячущегося днем под камнем, или того хуже, не заметить фалангу, которая иногда забегала в наше жилище. Это, видимо, и есть Ад.

Вечером за чаем с заключенными возник вполне дружеский разговор:

- Вас, по какой статье посадили?

- Мы - командированы на изыскательские работы, пока на свободе.

- Ну и что, Вам за это платят?

- Платят то не много, сказать стыдно сколько, да плюс командировочные расходы. Что-то получаем, но можно сказать, что работаем за интерес.

- За интерес? Что за интерес такой?

- Интерес – посмотреть Армению.

- А ты, по национальности кто будешь?

- Я? Русский, наверное.

- Русский? Да ты не похож на русского, да и говоришь ты по-русски как-то с акцентом.

- Я с рождения живу в Ленинграде постоянно. Говорю по-русски, как умею, другого языка толком не знаю. Кто же я, по-твоему?

- Ты – грузин.

- Ха. Думаю, что грузином быть тоже не плохо. Но, к сожалению, ни грузинского языка, ни грузинских обычаев я не знаю. Никого в роду у меня из грузин не было, но я, признаюсь, что грузины, впрочем, как и армяне, мне нравятся. И если ты хочешь считать меня грузином, то можешь так считать, только не бей.

- А бить то за что?

- Ну, у нас поговаривают, что армяне с грузинами не в ладах и стычки между ними бывают не редко.

- Ну, это вот брехня. Мы обожаем грузин. Грузины красивые, гордые и смелые люди. Настоящие горцы. Да, это они, бывает, иногда армян недолюбливают. Некоторым, наверное кажется, что армяне живут богаче их, ну, а зависть может породить вражду. Но мы грузин не обижаем. Вот с турками отношения скверные. Они, по приказу их паши, в 1915 году порезали армян – и женщин, и детей, и стариков – без разбору ни за что. Если бы не заступничество Николая II, от Армении ничего бы вообще не осталось. А в 1921 году большевики, к сожалению, отдали Турции огромную часть армянской земли. Это наша незаживающая рана. В Армении живут турки и сейчас. Их не любят, но никто ведь и не обижает. У нас не принято обижать кого-либо за зря. Это не по-христиански. А Армения ведь приняла христианство очень давно - первая.

- А вообще-то, что, разве обязательно иметь национальность? Нельзя быть просто гражданином своей страны. Что, этого мало? Надо же еще определить, что такое национальность. Вот ввели в СССР паспорта, придумали в них пятый пункт – «национальность» (конечно, это придумал – Сталин) и, пожалуйста, определись. А милиция ведь нередко писала в паспорт что хотела. В СССР, вроде бы, есть даже утвержденный перечень национальностей. И если человек считал себя кем-то, не состоящим в этом списке, то его приписывали к другой национальности. А уж если занесли в паспорт, так изменить эту запись потом было невозможно. И детей обязали причислять себя к одной из национальности родителей. Мои бабушки и дедушки сами выбирали себе национальность как хотели. А я уже права на такой выбор не имею. А почему, собственно говоря? На чем основана такая обязанность? Видно властям так удобнее стало управлять. Разделили людей по национальностям, посей между ними вражду, и властвуют.

- Ну а как же без национальности. Ведь я, например, армянин по крови - у меня и родители, и предки, возможно и дальние предки были армянами. Есть же внешние признаки нации.

- Признаки бывают разные. Это вот Гитлер с Розенбергом придумали определитель такой - как одну национальность отличить от другой, чтобы по ошибке на загнать в газовую камеру «своих». Только это полная фигня. Вот ты кровь сдавал для переливания? Что, кто-нибудь спрашивает про национальность донора, когда переливают тебе кровь? Есть четыре группы плюс резус фактор крови и никакой связи с национальностью. Почему-то все граждане США называются американцами, а граждане Франции все - французы, и так далее. Понятия национальность и гражданство в цивилизованных странах совпадают. А в СССР есть две раздельные категории – гражданство и национальность. И если гражданство - ясный формальный признак, то национальность - это довольно искусственное понятие, скользкое и даже опасное и для человека и для государства. Разве это не так?

- Ну, есть же национальные обычаи, есть национальный характер.

- Конечно, есть. Но это же вопрос выбора. Что такое характер?

- Это совокупность привычек, то есть продукт воспитания. Привычки со временем меняются, как и сам человек. А обычай – это неформальный набор неких правил поведения, принятых в обществе. Чаще всего, обычаи определяются религией, а человек должен иметь право и на выбор веры, наряду и с атеизмом. Вот человеку внушили с детства, что он носитель некой национальности, далее его обучают обычаям, традициям. Далее ему внушают понятие патриотизма – понуждают, обязывают любить то, чему его обучили. Хуже то, что людей с детства обучают заодно и ненависти к другим. Вот это уже беда. Вот если бы упразднить понятие национальности, упразднить пресловутый пятый пункт из паспортов, то добра и мира в СССР стало бы больше. Я уверен, что это пошло бы на пользу нашей стране.

- А как это без национальности?

- А так, как живут люди во всем свободном мире. Кстати, если нет национальности, то нет ведь и геноцида. Я думаю, что в Армении идея денацификации должна получить поддержку. Разве плохо быть просто советским человеком? А вот ведь парадокс – советская власть декларирует на словах интернационализм, а на деле насаждает национализм. Советская власть в СССР даже не признает за гражданами советскую национальность! Это не парадокс, а явное лицемерие. Кстати, говоря, в советском загранпаспорте национальность не указывается. Значит, национальность это категория, придуманная специально и только для внутреннего употребления.

Национальная структура СССР – это бомба замедленного действия, которая в неблагоприятных условиях может разорвать СССР на кусочки. Национальность – это атавизм, атрибут родового строя. Конечно, там, где еще сохраняется кровная месть, национальность – серьезное понятие, которое влечет и коллективную ответственность. Но если мы отошли от родового строя, ушли от феодализма, от рабства, то делить людей по национальностям - стало уже неприлично. Было бы не плохо, если бы национальности в СССР были бы однажды упразднены.

В любой командировке мы всегда планировали обширную культурную программу. А как еще познать нашу огромную страну. В Армении есть что посмотреть. Посетили мы все музеи Еревана, и в первую очередь – Матенадаран. Это – институт, музей и хранилище древних рукописей. И этот институт там считают самым главным, что произвело не нас большое впечатление. Осмотрели, недавно открытый, впечатляющий памятник жертвам геноцида «Цицернакаберд» и раскопки государства Урарту – поселение Эребуни, древнейший город на территории СССР. (Так мы учили в школе). Нам организовали поездку на Севан. Мы поехали в Гарни, где тогда начиналось восстановление древнего языческого храма I века до н.э., разрушенного землетрясением. Оттуда дошли до Гегарта, чтобы осмотреть уникальный монастырь IV века, кельи которого вырублены в скале, и там же церковь святого Григория, тоже вырубленную в скале. Слово Гегарт означает «копье» Говорят, что в этой самй церкви раньше хранилась величайшая святыня христианского мира - копье, которым, как утверждают, был заколот распятый Христос. Ныне здесь унизительное запустение. Не пропустили мы мимо внимания и Эчмиадзин – резиденцию католикоса всех армян. Пожалуй, мы вобрали в себя все, что было возможно за небольшой срок пребывания в Армении.

Закончив намеченную программу работ, и насытившись новыми впечатлениями, наша группа отбыла в Ленинград. У меня же была припасена путевка в альплагерь «Алибек», где смена начиналась дней через десять, и я не видел смысла лететь в Питер, чтобы оттуда вскоре лететь обратно в Минеральные воды. Это слишком сложно. Я запланировал совершить восхождение на Арагац, затем перелететь в Адлер, провести отдых на Черном море, посетить Сухуми, добраться до «Южного приюта» и через Клухорский перевал пройти пешком в «Алибек». Ну а в «Алибеке» добрать вершины до второго разряда по альпинизму. А для всего этого я взял с собой все необходимое – альпинистские ботинки «трикони», ледоруб, строительную каску и спальник.

Рубен принял меня с радостью и поддержал идею восхождения на Арагац. Собрали спортивную группу, в которую кроме нас вошли брат и сестра Рубена. В качестве разминки, мы совершили поход по древним заброшенным и разрушенным храмам, едва ли указанным в путеводителях. Семья Рубена жила в новом районе Еревана. Мать – учительница, отец - инженер. Трое детей, двое из них физики. За столом подняли обычный вопрос - о заработках.

- В Армении быть физиком это не тоже самое, что у вас в Ленинграде. У вас люди более или менее равны. В Армении же очень богатая земля. Обладатели садов – землевладельцы определяют цены и уровень жизни в республике. Это наша «элита». А на зарплату физика здесь жить невозможно. Мы просто нищие. А если платят мало, то и престижа никакого нет. Вот нам с братом надо жениться, но кто за физика пойдет? У нас надо возделывать сады, торговать чем угодно на рынке, продавать пиво в разлив, можно быть закройщиком или сантехником, чинить обувь или телевизор, делать что угодно, но обязательно возле наличного денежного оборота. Тогда ты будешь уважаемым человеком. А физик – это никто.

- Ну что тут скажешь? Беда.

- И, несмотря на это, в Армении наука, в том числе и фундаментальная, на подъеме. Это - большая заслуга советского планирования, а также и конкретных людей, кстати, получивших образование в Ленинграде.

- Да, и атомная бомба, конечно, помогла. Кто бы стал вкладывать такие средства в фундаментальную науку, если бы не гонка военных технологий.

Автобус довез нас до Бюракана. Это - чудесный поселок, расположенный на живописных плодородных склонах Арагаца, километров 80 от Еревана. Богатые фруктовые сады, роскошные дачи и, известная на весь мир, Бюраканская астрофизическая обсерватория, расположенная на высоте 1500 м. Здесь начиналась дорога на высокогорную физическую лабораторию. Пытаемся поймать попутку, но шансов очень мало – туда редко кто едет. Решили преодолеть 12 километровый остаток пути по серпантину вверх пешком. Шли весело. Путь не такой уж далекий, но все же в гору. Часа на 4 ходьбы быстрым шагом. К счастью, на полпути нас догнал грузовичок, который нас немного подбросил. По мере подъема открывалась прекрасная панорама. Арагац возвышается над всей Арменией. Отсюда виден Ереван, Араратская долина, а на горизонте все более и более вырастал огромный, сверкающий снегом, Арарат – символ и гордость Армении, правда, находящийся на территории отданной по Московскому и Карсскому договоров 1921 года в пользу Турции.

Арагацкая космическая лаборатория представляла собой несколько небольших корпусов, соединенных между собою подземными ходами - необходимыми для сообщения в зимний период. Моими спутниками были Рубен, его брат Армен, и сестра Анжела. Наступал вечер. Наше появление было замечено. Начальство поинтересовалось, – кто это пришел, и зачем. Армен учился на физическом факультете и проходил там практику. Рубена там тоже знали, а вот я вызывал явные подозрения. Меня представили как физика из Ленинграда, желающего познакомиться с лабораторией. Для проверки моей легенды мне решили устроить небольшой экзамен.

- Если ты действительно физик, то скажи нам, пожалуйста, как называется явление рассеяния фотонов на электронах?

- Это, вроде бы называется «эффект Комптона».

- Так, неплохо. А тебе известно, кто является президентом Армянской академии наук?

- Ну, да – академик Виктор Амазаспович Амбарцумян – астрофизик, очень известный человек. Он окончил Ленинградский государственный университет, и потом руководил первой в СССР кафедрой астрофизики, кажется, он был даже проректором ЛГУ. Мне уже рассказали мои спутники, что Амбарцумян в 1946 году создал Бюраканскую астрофизическую обсерваторию, которая находится как раз под нами, а заодно и кафедру астрофизики Ереванского университета.

- Ну, отлично. Так ты, говоришь, тоже из Ленинградского университета? Это неплохо. Так вот. Основатель нашей лаборатории – Артем Исаакович Алиханян тоже ведь окончил физический факультет ЛГУ. Потом он стал директором Ереванского физического института. А наша лаборатория, началось вон с того небольшого домика, что виднеется там наверху на краю снежника. Лабораторию создали два брата академик АН СССР Абрам Исаакович Алиханов и член-корреспондент АН СССР Артем Исаакович Алиханян на базе Института физических проблем АН им. Лебедева. Раз ты физик, да к тому же из Ленинградского университета, то можешь располагаться у нас, как дома, но, пожалуйста, ребята - соблюдайте осторожность с огнем.

Высота лаборатории 3250 м. И если в Ереване сейчас не менее 30 градусов, то здесь соответственно должно быть на 20 градусов меньше, что и ощущалось. Достали из рюкзаков теплую одежду и стали обустраивать ночлег. Никто нас тут не ждал, и потому мест в спальном корпусе для нас не оказалось. Армен раздобыл кусок брезента, какие-то мешки и из всего это прямо на полу лаборатории элементарных частиц, непосредственно под искровой камерой, мы и соорудили наш ночлег. Анжела учила меня варить кофе по-армянски. Из наших припасов сварганили обед, перешедший в ужин, и улеглись спать. Спалось плохо. По лаборатории сновали мышки, будившие меня своим противным визгом. Утром вышли на вершину. Поднялись к старому корпусу Алиханяна, который был собран когда-то из легких конструкций и без надлежащего фундамента. С годами опору видимо подмыло дождями, и домик покосился, стал аварийным. Здесь уже снег лежит круглый год. Вершина Арагаца представляет собой вулканический кратер, окаймляемый островерхими скальными вершинами, расположенными по кругу. На Арагаце различают четыре вершины – северную (4094 м), западную (4007 м), восточную (3916) и южную (3879 м). Система вершин Арагаца похожа на корону. По снежному склону поднялись под перевал, путь на который идет через небольшой скальный подъем, достаточно простой. Поднявшись на гребень, наконец, увидели перед собой воронку кратера. А вокруг потрясающая панорама. Это — высшая точка всей Армении и отсюда можно увидеть все, наверное, на сотни километров. Мы состязаемся в высоте только с далеким легендарным Араратом, который всего на 1165 метров выше, и отсюда видна вся его красота и величие.

Кратер закрыт ровной пробкой, достаточно просторный, примерно 1-2 километра шириной, овальной формы. Вулкан давно потух и риска погибнуть от его внезапного извержения, нет никакого. Вулкан считается мертвым. Но все же мне как-то не по себе. Спустились на дно кратера вулкана, глубиной 350 м. Мне показалось, что мы стоим на поле большого стадиона, а горы вокруг, как его трибуны. Это и было целью восхождения. Мне хотелось почувствовать, что человек испытывает, находясь в кратере вулкана. Да, здесь, на дне кратера есть, о чем подумать. Над нами синее небо, которое бывает столь синим только в горах, а под нами - трубка вулкана, идущая к жидкому земному ядру. Стены кратера ограждают нас от земной суеты. Никакие звуки сюда не проникают. Никого кроме нас нет, да и никаких следов пребывания человека здесь вообще не видно. Полная тишина и одиночество. Место для созерцания и размышлений. Подо мною Земля, надо мною Вселенная, и ничего более.

Скажу прямо, я испытывал, все же некоторое беспокойство, желание поскорее покинуть эту воронку. Мое беспокойство было вызвано тем, что свежий снег, покрывавший дно кратера, был испачкан многочисленными желтыми пятнами — следами выхода сернистых газов из жерла вулкана. Я не геолог, но думаю, что это ведь фумаролы? Вулкан спит, но при этом дышит как дьявол, серой. Запах серы так уж явно не чувствуется, но как-то все же не спокойно здесь. И вот представляю себе, что Земля ведь на самом деле жидкая и горячая. Как горячее молоко в стакане, она покрыта пенкой, которую мы называем земной корой, но под этой самой корой идет мощный конвективный процесс, работает тепловая машина, в результате чего литосферные плиты, из которых состоит земная кора, постоянно двигаются. Все знают печальную историю Содома и Гоморры – древнейших городов на Мертвом море, в один момент провалившихся под землю. Ну, сейчас стало понятно, что там, через Красное море, Мертвое море, Иордан и Киннерет проходит Сирийско-Африканский разлом, расположенный над областью дивергенции конвективного течения жидкого ядра. Ну, а нисходящая часть той же конвективной ячейки, порождает область конвергенции, которая, по-видимому, приходится на Апеннины, Крым и как раз на Кавказ. Вот здесь на Кавказе, обладая некоторым воображением, можно представить себе, как Аравийская плита, гонимая конвективным потоком, убегая от Африки, толкает Малоазиатскую плиту, которая в свою очередь давит на огромную Восточно-европейскую платформу. Платформы конфликтуют в регионе Кавказа, надвигаются, давят друг на друга и выпирают, понемногу растущими, горами. Ну и вулканов в этом регионе не мало. На Эльбрусе ведь отмечается какая-то активность. Кажется, и там встречаются фумаролы. Да, а горячие источники минеральной воды, что, разве это не признак активности? Казбек – тоже ведь вулкан. А Везувий, находящийся в той же конвергентной области едва ли можно считать спящим.

А Арагац пока что дремлет, но за сотню километров отсюда по Армении рассыпаны обгорелые камни, выброшенные из его жерла. Земля Армении наполнена плодородным пеплом, также выброшенным из этого самого кратера, а его склоны заполнены застывшей лавой, которая текла из этой самой воронки, на которой я сейчас вот стою. Из этой лавы нарезают розовый туф, которым облицованы красивые новые дома Еревана. Вулкан кормит. Все знают, что произошло с Помпеей, как разбушевался Везувий, и выбросом горячего газа мгновенно убил людей, а город засыпал камнями и пеплом. Это знают все, но люди жили, и будут жить вблизи вулкана, который их так манит к себе, и кормит, но однажды непременно погубит.

Цель нашего путешествия была достигнута, и мы стали возвращаться на базу. Спустились быстро. Собрались за столом в той же лаборатории. К нам подсели коллеги, и пошел большой дружеский разговор

- Ребята, а как вы относитесь к обеду?

- Альпинист есть много, но зато, часто. Ни от завтрака, ни от обеда, ни от ужина, да и от добавки никто не отказывается никогда. Угрозой испортить фигуру нас никто не запугает.

- Ну, тогда все съедите. Здесь довольно высоко и вода, понятно, кипит при пониженной температуре. Не все здесь сварится. Вот это правильно, что Вы принесли снизу вареную картошку.

- Альпинизм – это что? Спорт или увлечение – в чем его смысл?

- Смысл простой – все знают, что альпинизм - это лучший способ перезимовать лето. Это не спорт и не увлечение – это такой диагноз, а может даже религия.

- Ну вот, вы идете с огромным рюкзаком наверх в любую погоду через реки, скалы, снег и лед, преодолевая разломы и стены, рискуете, чтобы, поднявшись на вершину, сразу же начать с нее спускаться, что тоже бывает не просто. А кайф то в чем?

- Как это в чем? Кайф - в компоте.

- Что значит в компоте?

- А вот, когда усталая, грязная, с обгорелыми лицами, обцарапанными руками и разбитыми в кровь ногами, спортивная группа, возвращается с маршрута в альплагерь - ее всегда встречает начальник лагеря. Он принимает доклад командира группы, поздравляет всех с победой, и выставляет на линейку огромный котел с компотом. Это – традиция такая. Отличная это штука – альпинистский компот. Ничего вкуснее не знаю. А потом – все в парилку. Вот это и есть настоящий кайф.

- Да, физики почему-то любят горы. Вот здесь у нас в лаборатории и горы, и физика самого высшего уровня. В Дубне открыта всего одна частица, а все остальные открыты и изучены в космических лучах, в том числе и здесь. Кстати, вы про внутреннюю конверсию гамма лучей слышали? Так это открытие сделали братья Алиханян. Да здесь открыто и многое другое, что уже вошло в учебники, по которым вы учитесь. Жить здесь трудно – все привозное, даже вода. А как красиво здесь зимой! А если надо спуститься вниз, в Бюракан, то становимся на лыжи и 12 км прекрасного спуска по целине. Где такое еще есть? Спасибо Артему Исааковичу. Это он все придумал, выбил, сделал, построил, сколотил и обучил весь коллектив, в том числе и горным лыжам.

- Да ведь и там, за бугром такая же картина. Вот - Энрико Ферми – теоретик от бога, прибыл однажды на Везувий. Так его же тоже потянуло наверх – посмотреть, а что там, в его кратере сейчас происходит. Вы вот занимаетесь альпинизмом, а он же не альпинист, спортивной подготовки у него никакой – дохлятик. Для него такое восхождение было очень трудным, но ведь все равно, полез в кратер.

- Ну, это уж традицией вроде стало - раз ты физик, так и иди в горы.

- Ну а в горы идти то вам зачем? Что там, в кратере есть? – Ничего, дырка в Земле и больше ничего.

- Вот мы на днях посетили древний армянский храм. Рубен, Армен обратили мое внимание на разбросанные повсюду хичкары - каменные плиты, на каждом из которых с тончайшим уникальным узором вырублен крест. Вырубить такой тонкий узор можно только иголкой. Каждый хичкар это дело рук и всей жизни какого-то монаха. Это, по-видимому, такое вот его служение, материальное выражение смысла его жизни. А зачем это было ему нужно? Вот валяется на земле его хичкар, и что? - Как это зачем? Монаха нет, его могилы уже тоже нет, нет даже монастыря - все монастыри уничтожены - религия в СССР грубо раздавлена, а вот остался хичкар. Это – его послание в будущее. Мы там были, видели его и задумались о смысле жизни, смысле веры, прочитали его таинственное послание. В этом и есть смысл.

- А какой смысл в этой лаборатории? Ведь мы тут тоже почти как монахи, на службе у науки. Живем изолированно, говорим на своем языке, пишем заумные статьи, спорим на семинарах, ратуя за истинную науку, да и нередко за нее страдаем – ну чем не монастырь? Да к тому же, молодежи угрожает и безбрачие – кто же женится на нищем физике? Современный ускоритель заряженных частиц - это же, как Стоунхендж, это как пирамида египетская – инструмент гигантский, дорогой и, по-видимому, малополезный, если не считать полученного знания, а, возможно, некого послания. Это знание, видно, и есть наш новый Бог. Да мы и приняли вас тут как настоящих пилигримов, не так ли?

- Нет в жизни иного смысла, чем сама жизнь. Движение – все, а цель – ничто. Мы идем каждый к своей вершине. И в этом счастье человека, если она у него есть.

Клухор

Все шло по моему плану. Вернувшись в Ереван, мы распрощались. Я взял билет на небольшой двухмоторный самолет и из аэропорта «Паракар» вылетел в Адлер, где встретил мою маму и тетю, прибывших из Ленинграда. Сняли квартиру на берегу моря, недалеко от Пицунды. Отлично провели время на море. Но здесь своя жизнь, а в горах – другие люди, другой климат и все иное. Мама меня не понимает. Что, разве тут плохо? Чего тебе еще надо? А на этот вопрос уже есть ответ: «Так оставь ненужные споры. Я себе уже все доказал: лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал»*. Покинув маму и теплое Черное море, самой ранней электричкой доехал до Сухуми, в котором я бывал уже не раз. Принялся искать транспорт до «Южного приюта». Никто не знает. На автостанции спрашиваю у пожилого человека в кепке «аэродром», торгующего чурчхеллой.

- Гамарджуба. Подскажите мне, пожалуйста, как доехать до «Южного приюта».

- Гамарджуба генацвали. Что это за приют такой, что-то не припомню?

- Ну, это на Военно-Сухумской дороге в верховье реки Кодори.

- Так это же Сванетия. Ты что сван?

- Нет, я турист из Ленинграда.

- Ты в своем уме? Посмотри, как хорошо у нас в Абхазии - море, фрукты, вино, дэвушки. А что там делать в Сванетии? Сваны – это же дикари. Они там живут в своем каменном веке. Подумай, куда ты едешь! Автобус туда не ходит. Доехать можно только до Генцвиша, может быть до Омаришары вон от той остановки.

- Ну что же, доеду до Омаришары, а там видно будет.

От Сухуми до Омаришары 90 км очень живописной дороги. Автобус в гору ползет медленно, но зато есть шанс доехать живым. Проехали Цебельду, мост через Джампу, дальше идет настоящая горная дорога через тоннели, над крутыми скалами, в окружении могучего сказочного леса вверх и вверх вдоль ущелья реки Кодори. Проехали Чхалу, вот и Генцвиш, а за ним рядом за мостом и Омаришара. Приехали. Все вышли из автобуса, и пошли по своим домам, а автобус развернулся в обратный путь. Я остался на пыльном пятачке у дороги один. Асфальт уже закончился. До «Южного приюта» еще 16 километров вверх, и нет шансов, что меня кто-нибудь подкинет. Ждать случая – не в моих правилах. Было уже часа два дня. Я закинул за спину бывалый рюкзак и по пыльной, каменистой дороге бодро пошел вверх.

Иду через село Гвандра. Меня оценивают старцы, сидящие на завалинке при входе в село. Поклонился.

- Гамарджуба генацвали.

- Гамарджуба.

- Куда путь держишь уважаемый?

- На Клухор, по Военно-Сухумской дороге.

Дорогу преграждает волокуша, в которую впряжены два здоровенных буйвола. (А может это вовсе и не буйволы, а яки, или волы – слабоват я в зоологии). Хозяин буйволов с ними не справляется - стоят, как вкопанные, и не хотят идти в гору. Видно, больно умные. – Помоги, генацвали – обратился он ко мне. Отчего не помочь. Водитель бесколесного транспортного средства вручил мне палку и велел лупить ею животных, а сам взялся за оглобли (не знаю, как это у них правильно называется). Да, вот мне и работенка. Никогда раньше не имел дело с буйволами. Стал лупить – толку никакого. Солидные животные, однако. Он окинул меня взглядом полным презрения. Ты, што, разве так лупят? Взял дубину и как саданет ею по изрезанному шрамами полужопию, что дубина сломалась.

- Учись студент.

Животные повернули к нему головы и поняли, что тянуть лямку им все же придется. Общими усилиями мы как-то заставили упрямых волов (или буйволов, или яков) переставлять копыта.

- Слушай, генацвали. А ты по национальности будешь кто?

- О, знакомый вопросик. Без него, видно на Кавказе никак не обойтись. С него тут все и начинается. Что сказать ему? – Скажу правду. Ты знаешь, генацвали, я по национальности - советский человек.

- Ха? Это что такое - советский человек? Разве уже есть такая национальность?

- Ну да. Ты ведь учился в школе, и я тоже учился. Нам говорила училка, что в Советском союзе образовалась новая общность людей, с новым мировоззрением, особыми нормами советской морали, и с новой верой в великое будущее – коммунизм. И это, хоть и преувеличение, но правда в этом какая-то все же есть. Вот я и думаю, что я и есть Homo soveticus.

- Ты – коммунист што ли?

- Нет, совсем не коммунист, но ведь, явно и не капиталист.

- А у тебя паспорт то есть?

- Есть. - И что, тебе милиция в паспорте записала? Советикус?

- Ха, ха, ха.

- При чем тут паспорт? Я же, по сути говорю, ведь мы все братья - не так ли?

- ?

- Я тебе вот что скажу. Я – сван. Мой отец был мобилизован на войну, и я его уже больше не видел. Спасаясь от немцев, моя мать, с детьми бежала через перевал в Балкарию к родственникам. А 8 марта 1944 года в село приехал отряд НКВД. На сборы дали 2 часа. Всех, кто мог идти своими ногами, загнали в машины и вывезли из села. Потом нас в скотных вагонах везли несколько дней без еды, и тех, кто еще не умер от голода в пути, выбросили в Казахстане прямо в степь. Это называлось «мудрая сталинская политика». Когда же мне выдавали паспорт, меня мент записал балкарцем. Я говорю, что я - сван. А он говорит, – что это за национальность такая, не знаю я такой. Где эта твоя свания? - Сванетия - это высоко в горах Кавказа. Ну, раз ты из кавказских гор, то так и говори. И записал мне в паспорте – балкарец. Так я и стал балкарцем. А потом, был со мною один случай - попал я в милицию. Милиционер оказался не то кабардинец, не то балкарец. Он посмотрел в мой паспорт, и обращается ко мне по-балкарски. А я то и языка балкарского толком не знал. Он меня выручить хотел, а тут он решил, что я жулик и паспорт у меня чужой. Трудно мне было тогда выпутаться из этой истории. А ты говоришь, – при чем паспорт? Молод ты еще.

- Да молод, но думаю, что если бы не было в паспорте записи о национальности, то у тебя и проблем с милицией не возникло бы, да и депортаций в СССР по национальному признаку не произошло бы. Очень опасный этот пятый пункт, и тебе это особенно хорошо известно.

Мы попрощались. Вправо уходила симпатичная речка Гвандра, а мне надо вверх вдоль ущелья Клыч. Миновал водопад. Красивый водопад, однако. До приюта остался кусок недостроенной дороги. Строили эту дорогу в XIX веке для стратегического противостояния Турции. Замысел был весьма амбициозный. Дорога вела от станицы Баталпашинской до Сухуми к Черному морю. Строительство дороги закончили в 1903 году, хотя самый сложный участок, ведущий через перевал, так и остался вьючной тропой. Потом была война, революция, еще две войны. Дорога так и не была окончательно достроена и в полную силу никогда не работала. Для туризма этот путь проложили в 1924 году два друга Н.Н.Парийский - очень известный астроном и М.А.Леонтович – не менее известный физик. А позднее тут построили два приюта «Северный» и «Южный», на базе которых пролег всесоюзный туристический маршрут «По Военно-Сухумской дороге». Ну и отлично. Очень хороший получился маршрут.

Красиво тут. Тепло и влажно. Особенно меня поражают густые леса из высоких, мощных, деревьев. В огромный лесовоз иногда влезает только 2-3 бревна. Растительность сочная, яркая, источающая пьянящий пряный аромат лаврового листа. Много чистых горных рек, рассеченных живописными водопадами. Земля плодороднейшая - воткни палку в землю, и она вскоре зацветет. Грузия, и в правду, - рай земной.

Наконец, пришел в «Южный приют» (1250 м). Нет в СССР альпиниста, который бы здесь не бывал. Там как в муравейнике кипит своя жизнь. Группы туристов - и организованные и дикие - одна за другой сходят вниз с Клухора, редко - с Нахара и ждут машину, чтобы добраться до Сухуми. В обратную сторону ходят редкие идиоты, так как идти до перевала 16 км вверх – совсем не то же, что вниз. По высоте до перевала осталось 1550 м - не так уж много. Но кому еще придет в голову - ехать в «Алибек» через Сухуми?

Свободных мест на приюте, как всегда, не было. Администратор поинтересовался, – откуда я и куда иду. Говорю, В «Алибек», через Клухор из Сухуми. - Что, один? По одиночке в горах ходить не положено, тем более на ночь глядя, да и без охраны. Тут была группа диких туристов. Они вышли наверх минут 20 назад. Либо оставайся на ночлег, либо догони эту группу.

Неплохо бы хоть пообедать, ведь уже вечер, а я с утра ничего не ел, но времени уже нет. Я вынул из рюкзака ледоруб, одел на ноги трикони, на голову – каску (здесь совершенно не нужную, как и ледоруб, но так думаю солиднее будет), и рванул вверх.

У дороги все еще лежит здоровенный стальной трос, который сюда приволокли немцы. Германия появилась здесь впервые в 1918 году, когда грузинское правительство (меньшевиков), в страхе от угроз со стороны Турции и большевистской революции в России, договорилось с Германией о защите. В результате этого договора Грузия подпала под протекторат Германии (какова цена!). Но уже в декабре 1918 года, в связи с поражением Германии в Первой мировой войне, немцев сменили британцы, которые вошли в Грузию «для защиты железной дороги до Баку». Второй раз немцы появились здесь в августе 1942 года. Захватив Теберду, фашисты с боями продвинулись к Клухору. Фашисты направили сюда свою элитную горную дивизию «Эдельвейс». Этот перевал им таки удалось захватить и через него немного углубиться в Грузию. Но Советская Армия остановила интервентов у села Гвандра, которое я только что миновал. А уже через месяц Советская Армия в тяжелых боях смогла выдавить гитлеровцев из Грузии обратно за перевал.

Понимая, стратегическую важность Клухорского перевала, немцы для переброски военной техники, стали сразу строить тут канатную дорогу, но не успели. Много воды утекло с тех пор, а немецкий трос для канатной дороги так здесь и лежит без пользы.

Вообще, история этой дороги как в зеркале отражает историю Российско-Грузинских отношений. Когда дорога не действует, то и отношений нет.

Я был в очень хорошей форме, уверен в себе, хорошо знал маршрут и шел легко. Примерно через час пути, я нагнал группу из пяти-шести человек, по виду, туристов опытных, организующих бивуак. С удивлением смотрят на меня - одинокого путника. Поприветствовал. Ко мне подошел старший, представился:

— Боревич. Позвольте поинтересоваться - куда Вы в одиночку путь держите, на ночь глядя?

— Я иду из Сухуми через Клухор, Домбайскую поляну в «Алибек», где завтра начинается моя смена.

— А у тебя палатка то с собой есть?

— Есть только спальник.

— Ну, можешь заночевать с нами. У меня место в палатке найдется.

Развели костерок из припасенного топлива. Боревич? Зенон? Пытаюсь припомнить, где же я встречал эту фамилию?

- Вы откуда будите?

- Мы - математики из Ленинградского университета. Может быть, слышал о таком?

- Еще бы! О ЛГУ, конечно, слышал, и даже знаком с одним математиком - Александром Даниловичем. Думаю, что и Вы с ним тоже знакомы.

- С Александровым? Ректором Ленинградского университета?

- А как ты то познакомился с Александром Даниловичем?

- А вот как. Вы не поверите, но я поступил на учебу в этот же самый ЛГУ, но на физический факультет. И в первую же субботу, как полагается, нас отправили на уборку картошки. Валентин Иванович Вальков расставил первокурсников по бороздам, нам выдали ящики, и - за работу, товарищи! Вдруг, подъезжает «волга». Выходит из нее прилично, по-городскому одетый, человек, интеллигентный на вид, в очках. Снял пиджак, подошел к нам и представился – Александров Александр Данилович. Засучил рукава белоснежной рубашки и встал на борозду рядом со мной. Так вот мы и познакомились. Оказалось, что это сам ректор. Ничего себе! Я только успевал к нему ящики подносить. А факультетским начальникам стало как-то неудобно стоять в сторонке и давать указания. Они нехотя согнулись и тоже стали работать ручками. Как все.

- Ну, на него это похоже.

- Да, я и позже его встречал на скалах. Любит скалы и регулярно там бывает. Замечательный человек. Плохого слова о нем никогда не слышал. Не знаю как профессура, а студенты его весьма уважают.

Утром собрались и вышли к перевалу. Навстречу проходит первая группа «организованных туристов», спускающихся с перевала. Впереди инструктор с карабином за плечом. Сзади арьергард - тоже сопровождающий, ведет коня, на которого навешаны рюкзаки немощных туристок. Они же в панамках, пляжных пластмассовых очках (не защищающих от ультрафиолета), босоножках и шортах, со страдальческими лицами, двигаются под конвоем нам навстречу.

- Сильная, картинка, не так ли?

- Да, лично мне больно смотреть на дамочек, преодолевающих горную тропу в босоножках.

- Но и этот вот конвой производит на меня не менее сильное впечатление.

- Ведь именно здесь в 1942 году Советская Армия сумела дать отпор элитной дивизии вермахта и не допустила оккупации Грузии, а затем и выдавила их с Кавказа. А сейчас, что же, война еще продолжается? Почему они под ружьем?

- Говорят, тут раньше случались похищения туристов.

- Я думаю, что вооруженная охрана может только провоцировать негативное отношение. Сваны никогда никому не подчинялись, но ведь никогда никого и не завоевывали. Если живем в одном государстве, то надо договариваться.

- А я думаю, что сваны уважают оружие и, возможно, относятся к вооруженному туристу с большим уважением. Как знать? Да и преступных элементов в горах водится не мало.

- Лень и зависть порождают преступность. А ленивые в горах не выживают. Отсюда следует, что в горах преступников должно быть меньше, чем где-либо.

- «Отсавить разговоры, вперед и вверх, а там…»

Ну, вот и знаменитый перевал. Задержались, как обычно, чтобы поклониться памятнику погибшим здесь воинам, водруженному прямо на гребне Главного Кавказского хребта. Памятник скромный, но к нему как-то тянет. Меня всегда поражает - как Главный Кавказский хребет резко разделяет все. Ступил шаг, и ты уже в другом мире. Северные склоны суровые, покрыты льдом и снегом, скалы темные, озера голубые, воздух заметно холоднее и суше, альпийский луг начинается ниже, а природа намного скромнее. Да и этносы и религии по разные стороны хребта совсем разные. За спиной осталась Верхняя Сванетия, а впереди Карачаево-Черкесия. Точнее, Черкесия расположена в предгорьях, а здесь жили карачаевцы. Жили, потому что они страшно пострадали от депортации и войны. Главный Кавказский хребет разделяет две литосферные плиты, давящие друг на друга как раз в этом месте. Вполне логично, что здесь и должна проходить граница между Европой и Азией, хотя она почему-то нигде и не обозначена. Шаг, другой, и вот, мы и перешагнули из Азии в Европу. Вниз спускаемся бегом – так уходит меньше сил. Навстречу с севера поднимается очередная группа туристов. Слышна немецкая речь.

За перевалом под Клухор-Баши есть очень красивое Клухорское озеро с зеленой водой. Впрочем, горные озера все такие. Сказка. Пройти мимо ну просто невозможно. Вода чистая, ледяная, а по берегу тянется тонкая красная ниточка из божьих коровок. Математики остановились, чтобы окунуться. Молодцы, уважаю. Распрощались, – передавайте привет родному университету. Дальше бегом вниз, до «Северного приюта». До «Алибека» еще порядочный путь. К счастью, удалось подсесть в попутный автобус, который подвез меня до Домбайской поляны. Дорога вьется под крутыми скалами Клухорского ущелья, переходящего в Гоначхир. Выехали на развилку и пошли вверх вдоль Аманауза. Автобус выбросил меня в Домбае. До Альплагеря «Алибек» осталось всего километров 4-5 подъема пешком по знакомой и очень красивой дороге над рекой. Прибыл вовремя, хотя к обеду и не поспел. Из репродукторов разносилась «Чунга-Чанга». Нашел в палатке пустую койку. Сколько же я километров прошагал от Омаришары? Километров 40-50, наверное. Можно и отдохнуть. Да, вспомнил, видел же я в библиотеке книгу: Боревич и Шафаревич «Теория чисел». Утром оказалось, что я провел ночь в соседстве с симпатичными девушками, занявшими соседние койки. Надо же!

Эльбрус

К несчастью, у меня заболела жена. Маша боялась прогневать свое руководство, и додумалась идти после гриппа исполнять трудовую повинность на овощегноилище. Результатом явилась пневмония, а за ней и астма. Я знал, что астму лечат горами - больной там отдыхает от лекарств, в которых в горах нет необходимости.

Приобрести горнолыжную путевку в Ленинграде, тогда было делом очень трудным, так как все распределялось в Москве и до Ленинграда доходило мало чего. Но ленинградцы нашли выход, - мы устраивались на работу. Кем? - А кем попало. Я уже раньше работал в Приэльбрусье рабочим и спасателем и судьей на первенстве Союза, а еще лучше - на спартакиаде народов СССР. Поэтому мне надо было, не раздумывая, искать какую-нибудь временную работу, дающую возможность и жить и кататься на лыжах в любимых горах, и пристроить там Машу. Заканчивался ноябрь. Начинался горнолыжный сезон. Я созвонился с альплагерями и нашел вакансию горнолыжного инструктора в альплагере "Эльбрус". Я сказал, что мне надо спасать жену от астмы. Старший тренер все сразу понял и пошел мне навстречу. Пришлось в авральном порядке писать годовой отчет по теме, которой я руководил, чтобы получить право на внеочередной отпуск. Кое-как уладив все дела, полетел к середине декабря в Балкарию. Снег выпал непосредственно перед моим прибытием.

Этот альплагерь, построенный в 1947 году, принадлежал Украине. Там работал дружный коллектив, в который я старался влиться. Мне дали группу старших школьников из Киева, которые никогда не стояли на лыжах, и надо было их обучить азам горнолыжной техники. Я никогда еще не работал тренером, но оказалось, что это не так уж трудно. Мой план был верным. В лагере почти все немногочисленные вакансии - кладовщик, рабочий, тренер, занимали люди, спасающие себе или членов своей семьи от астмы. Я выпросил у директора из его личного запаса путевку для Маши на следующую смену.

Я не пью, и потому был назначен дежурным по альплагерю на Новогоднюю ночь. Утоптали снег на лагерной площадке, нарядили красавицу ёлку, подготовили музыку и свет. Начался Новогодний праздник под открытым небом, среди настоящих елей, в горах, - это было прекрасно. Начальник лагеря вынес коробку сигнальных ракет. Устроили фейерверк. В ответ в небо метнулись залпы из других альплагерей - "Шхельды", "Адыл-Су", "Баксана". Танцы были в полном разгаре, как пошел густой, по-настоящему новогодний, снег. Все в восторге, кроме начальника. Он нахмурил брови, собрал инструкторов, - ждите беды. Срочно собрать всех гуляк, покинувших пределы лагеря. Загнать же молодежь по домам в новогоднюю ночь было не просто.

Густой снег шел всю ночь. Опасность схода лавин стала очевидной. Утром началось. День выдался солнечный. Кто мог, вышел на склон. Со всех сторон с грохотом посыпались лавины. С цивилизацией нас связывала дорога вдоль реки Адыл-Су. Лавины перерезали эту дорогу в нескольких местах. Оказалась разрушенной и высоковольтка, порван телефонный кабель. Лагерь погрузился во тьму. Решили спустить воду из парового отопления, чтобы трубы не полопались. Холод быстро заполнял все помещения. Столовая работала при свечах, на газовых баллонах, припасенных для такого случая. На случай экстренной ситуации начальник лагеря приказал нам срочно приготовить вертолетную площадку. Выбрали место на излучине реки, вывели участников топтать снег, сделали разметку - вроде, площадка получилась. Собрали спасотряд. В соседней "Шхельде" случилась беда - там метрах в ста перед въездом в альплагерь проходит небольшой кулуар, вечно вызывающий опасение схода лавины. Так там таки сыпанула лавина, и пострадали трое ребят, возвращавшихся по дороге в лагерь. Двоих, лавина отбросила в сторону, и их успели откопать, а парня засыпало на дороге в трех метрах от края лавины, и спасти его уже не успели, хотя спасатели работали сверх сил, до рвоты, а среди участников нашелся профессиональный реанематолог. Пропала жена начальника лагеря, и все были брошены на ее поиски. На чудо уже не рассчитывали. Встали под лавину в ряд с двухметровыми лавинными зондами и шагом через 20 см стали зондировать конус лавины в поисках тела. Тело нашли только на третий день.

Четыре альплагеря в долине оказались в снежном плену. Дорогу начал прорезать мощный карьерный бульдозер, посланный к нам снизу властями. Мне же надо было встретить Машу, которая направлялась сюда в первый раз и могла не найти дорогу. Я спустился вниз к условленному месту у слияния ущелий Адыл-Су и Баксан, где ее и встретил. Тучи рассеялись, и яркое солнце уже заливало светом засыпанные свежим снегом горы. Темно-синее небо, сверкающие снегом склоны, хвойный лес - красота невероятная. Я объяснял ей, что тут происходит, но понять новичку, что свежий снежок несет смерть - трудно.

- Понимаешь, Маша - "здесь вам не равнина, здесь климат иной - идут лавины одна за одной"*.

- А где лавины, я не пойму? ?

- А вот как раз мы через одну из них и переходим. Видишь - деревья скошены, как косой. Этот укос произошел два дня назад. Здесь задерживаться опасно. Пронесло, и слава богу. Дальше - другая лавина, еще более опасная. Да, в альплагере беда, погибли люди. Да, жить нам придется без света и отопления. ?

- Это как? ?

- Ну, это означает, что оставишь в комнате стакан с водой, и он к утру полностью замерзнет. ?

- А где же я буду мыться? ?

- Как где, в речке, разумеется. Не волнуйся. Зато я выхлопотал для нас отдельную комнату. Холодно не будет. Кстати, как ты себя чувствуешь? ?

- Неплохо. ?

- Ну и отлично. Здесь ты об астме не вспомнишь. Завтра обещали восстановить высоковольтку. Тогда начнем заливать воду в отопительную систему. Ничего, пока двигаешься, холод не страшен. Переживем.

Кстати, никто из участников на отсутствие тепла еще не пожаловался. Жизнь продолжалась. Следующая группа моих подопечных состояла из компании врачей, проводивших каждый год зимний отдых в любимом альплагере. Люди солидные и я их свободу не ограничивал. Главное, пораньше покончить с завтраком и первой машиной лететь на Чегет. Кстати, смена была трудная.

Под конец смены решили подняться на Эльбрус. Высшая точка Европы все-таки - "русский Эверест"! Вторая очередь маятникого подъемника заработала недавно, и я там еще не бывал. Поднялись на "Старый кругозор" (2950 м), затем на "Мир" (3500 м). Красиво. Выше блестит серебром "Приют одиннадцати". Кажется, что совсем близко. Но опять незадача - возникла проблема с погодой. Здесь она может испортится в момент, и тогда любая беда может случиться. Ну вот, двуглавый Эльбрус уже накрывается облаками. Видимость метров сто. Что делать? Трасса на Эльбрусе не трудная, но мои ребята совсем слабо стоят на лыжах. Но, главное, - я веду группу по трассе, которую я сам вижу в первый раз! А тут еще и туман. Ну, не возвращаться же наверх к подъемнику. Я остановил двух симпатичных туристок в ярких комбинезонах. ?

- Девушки, а Вы трассу то знаете? ?

- Конечно, знаем.

- Ну, тогда будьте нашим лидером. Мы все будем следовать за вами.

Красавицы быстро полетели вниз. А наша группа так не может. До Старого кругозора два километра довольно пологого спуска. С остановками, с ожиданиями отстающих, ползем вниз в тумане, с трудом поспевая за нашими лидершами. Хорошая это штука - яркий лыжный комбинезон, однако - в тумане от него большая польза проявилась. Как-то доползли до Кругозора, а оттуда до поляны Азау еще километра два спуска, но рельеф там уже потруднее будет. Но как-то выползли. Наконец, впереди уже проявилась гостиница "Азау", и стало ясно, что дорогу мы не потеряем. Смотрю наверх. Трасса пригодна к спуску на небольшом участке. По сторонам торчат острые скалы, бараньи лбы, трещины - есть куда залететь и где провалиться. Деньги на строительство подъемников нашли, а вот поставить указатели, ограждения - не сочли нужным. На Эльбрусе каждый год гибнут люди и всегда по вине изменчивой погоды, или беспечных туристов. А что тренера то думают? Скажу по себе - думают, что пронесет.

Ребята с квадратными от ужаса глазами один за другим появляются из тумана. Ну вот, вся команда уже собрана, можно и финишировать к поляне Азау, где нас ждет автобус.

В альплагере инструктора меня пожурили - в такую вот погоду, потащил новичков на Эльбрус! Большинство осталось в лагере, так и то случились ЧП почти в каждой группе. И переломы, и острый аппендицит, а у одной девушки еще и резаная рана лица (от лыжи). Отдыхающим здесь хирургам пришлось немного поработать по специальности, и в полевых условиях. А в моей группе все сошло без приключений. Пока везет, но не долго. Был пересменок. Выпроводив участников, инструктора рванули на Чегет. Как там хорошо! Все утопало в свежем снегу. Снег там тоже наделал немало бед, но подъемники уже восстановили свою работу. Изголодавшись по настоящим спускам, поднялись на самый верх Чегета и скорее вниз. Трассы Чегета я знал хорошо, так как раньше работал здесь рабочим по трассе. Залетели на минутку в кафе "Ай" ("Луна"), находящееся как раз на середине Чегетских трасс. Там встретил друга по Кавголово, тоже физика Привет ленинградцам.

- Привет физикам. Куда не глянь в горах, всюду физики.

- Ну, далеко не только физики, но физиков больных горами действительно много. А почему бы это? ?

- Да, я думаю, что физики по своему характеру это экстремалы, или экстремисты - не знаю, как правильнее сказать. Ведь поступаем в университет, так давай на самый трудный факультет. А на факультете изберем еще и самую трудную специализацию. Да и мнение по любому вопросу физики имеют, часто, весьма радикальное. Это натура у нас такая. Потому и отдых выбираем самый и трудный и опасный, главное, чтоб не тихий. Нам на пляже у моря загорать со всеми скучно. Вот и ищем какой-нибудь экстрим - горы, лыжи, мотоцикл, водный туризм. Да, еще и парус.

- Да, все, что по-нашему называется - "кайф".

- Вот ответ на вопрос - что мы в горах потеряли. - Смысл жизни еще не определили, формулу счастья здесь видно ищем.

Ниже кафе "Ай" шел по трассе вдоль подъемника. Дальше спортивная трасса оказалась перегороженной, и я на полной скорости рванул вправо на дорожку, прорытую в снегу ретраком. Передо мною не спеша, занимая всю ширину полки, скользят три красавицы, а дальше торчит ретрак, слева рыхлый целик, справа стена снега. Я на полной скорости принял вправо, вылетел на стенку ногами вверх, сбил плечом одну из лыжниц, и полетел на спине по направлению к ретраку. Когда встал, искры из глаз - левое колено повреждено. Практически на одной правой дополз до автобуса. Остаток дней проходил с забинтованной ногой, стараясь не подавать вида, что колено разбито. Все неприятности в горах, как правило, от головы. Стоит на секунду потерять контроль над собой, как беды не миновать.

Мучался с коленом до следующей зимы. Мази, грязь, компрессы, массаж не помогли - рекомендовали оперировать мениск. Перед операцией решил, конечно, покататься в Кавголово, так как уже начинался новый зимний сезон. На склоне встретил Татьяну Ч. - опытного травматолога.

- Ты что, решил с травмой мениска выйти на этот склон? Вы мужики - как дети. Мой Сергей вот недавно порвал ахиллесово сухожилие. Угораздило. Я не углядела, как он надел лыжи, и тоже попер в Кавголово - говорит, что горнолыжный ботинок лучше гипса примет на себя все нагрузки.

- Ты знаешь, я недавно узнал, что человек отличается от животного непропорционально большим черепом. У животных череп формируется быстро, а у человека этот процесс затягивается. С этим и связан аномально долгий период детского развития человека. А детству же присущ процесс познания. Есть люди, у которых период детского развития затягивается дольше обычного - из них то и получаются ученые. Они продолжают познавать, познавать и познавать всю жизнь.

- Это близко к истине. Вы физики - это переросшие дети, вы всю жизнь играете в разные игры. Для вас и семья, и жена - это такие игрушки. Вы ведь даже любить не умеете. Вы не любите, а "познаете" женщину. Не познав одну жену, ищите другую. Ты и свою жизнь, да и свое здоровье рассматриваешь как нечто не вполне серьезное. Вот ты играешь со своим здоровьем, да и с жизнью тоже, полагая в подсознании, что есть запасная жизнь, есть другая, загробная, виртуальная, или какая то иная воображаемая жизнь и потому не ценишь то, что имеешь сейчас. Горы для вас это игра во взрослую жизнь, до которой вы так никогда и не дорастете. У вас слишком много здоровья, вот вы и прете на лыжах в горы от его избытка.

- Ты не вполне права. Да, детство у нас затянулось, но мне кажется, что во мне живут две личности: есть "я" с маленькой буквы - существо ленивое, апатичное, безвольное, стремящееся к потреблению, расслаблению и наслаждению. А есть во мне и другое "Я" - волевой, производитель, созидатель и победитель. Вот между этими "я" и "Я" идет постоянная борьба. Победа воли над апатией это победа жизни над смертью. Я скажу тебе правду, что не блистал в детстве ни силой, ни здоровьем, ни выносливостью, как и многие из нас. Университетский врач ведь посоветовал мне идти в "группу здоровья". Говорит, сердце слабое, не тянет, да и давление никуда не годиться - гипертония уже налицо. Но мое "Я" не захотело примириться с таким методом укрепления здоровья. Вот я и стал заниматься спортом, чтобы мое маленькое "я" не утянуло на дно "Я" большое. Да, мы прем в горы, но иногда не от избытка, а от недостатка здоровья, смелости и воли.

Спорить с женщиной трудно по любому вопросу. Взгляд на жизнь, мотивация поступков мужчины и женщины - совершенно различны. Женщины руководствуются сиюминутными побуждениями и понимаемой ими в эту минуту выгодой. Мужчины пытаются понять смысл жизни, выстроить ее план, определить систему отношений в целом. Пару дней прокатался в Кавголово, и: боль в колене как-то ушла, не попрощавшись, и навсегда. Горы не только калечат но, иногда, и лечат. Мы отыскиваем для себя разные вершины - реальные или воображаемые, подлинные или ложные, и вся наша жизнь - это путь к новым вершинам.

* Цитированы фрагменты стихов В.С.Высоцкого к кинофильму "Вертикаль"

© copyright Кригель Александр Михайлович. Россия, Санкт-Петербург, 05-2008 г.               krigel@pochta.ru