Physfac67

НАШИ ПРЕДКИ

КОСАРЕВ Эрик Георгиевич (1941-2021)

Моего двоюродного брата Эрика я всегда считал своим старшим братом. Он родился на три года раньше меня в Ленинграде ровно через два месяца после начала войны. Его мать, тетя Лена была третьим ребенком в большой семье моего деда Андрея и бабушки Мани, у которых было двое сыновей и четыре дочери. Тетя Лена была химиком по образованию и работала в пищевой промышленности вместе с Георгием Романовичем Шапиро, с которым у них возник служебный роман, и родился мой двоюродный брат, которого они назвали Эрик, хотя бабушка крестила его потом православным именем Игорь, которое так же, как и Эрик имеет толи скандинавское, толи северогерманское происхождение. Поскольку это произошло во время стремительного приближения немцев к Ленинграду, они решили не регистрировать свой брак и дать ребенку фамилию матери. Весной 1942 г. из Ленинграда начали вывозить женщин и детей, а Георгий Романович остался в Ленинграде. Здесь у него вскоре появилась вторая семья и появилась дочь, которую он тоже назвал Еленой (Ёлкой). Поэтому в нашей семье его за это определенно осуждали, но он, как мог, старался исполнить свой отцовский долг, встречаясь с сыном и помогая его матери, тете Лене. После войны наша семья три года жила на Петрозаводской почти все вместе. Там отопление было дровяным, дрова покупались и складывались во дворе в дровяные сараи. Взрослые складывали их в поленницы, а малышня вроде нас с Эриком, крутилась у них под ногами. Рассказывают, что однажды его мама, тетя Лена получила серьезную травму, когда ей на голову свалилось сверху тяжелое полено. Помню, как мы с Эриком бегали наперегонки по длинному коридору, как маршировали там под строевую песню "Алтелилисты Сталин дал пликас...". Потом Эрик стал ходить в детсад, который называли "Очаг" и стал мне объяснять: "Понимаешь, Сталин кричит: "Артиллеристы, помогите!"

Когда мне исполнилось четыре года, наша семья переехала на Кузнецовскую улицу, где напротив напротив нашего жома создавался Парк Победы. Изначально на этом месте были глубокие карьеры кирпичного завода, которые были теперь заполнены водой, в них можно было купаться, но можно и утонуть. Дополнительно к ним в районе Кузнецовской прокопали еще водоемы, а из вынутого грунта прямо напротив нашего дома сделали горки, с которых наша ребетня с удовольствием каталась на самокатах и велосипедах, а зимой на санках. Нашел старое фото, где я с Эриком и моим другом Сашей Беляковым собираемся съехать с горки в Парке Победы напротив нашего дома на Кузнецовской.
С Эриком мы стали видеться реже, когда мы или они приезжали к нам в гости. У него была своя небольшая комната, где стоял его письменный стол, низ которого был наполнен всяким барахлом. Я очень любил его рассматривать и всегда спрашивал, что ему не нужно. Он вручал мне какую-нибудь хреновину, и я был счастлив всю дорогу на обратном пути домой. А путь этот был довольно долгим, трамвай 3 шёл туда около часа. Рикс Риксович предпочитал велосипед, и однажды неожиданно на нем к нам туда приехал. В отличие от моей старшей сестры и мамы я его совсем не знал, но его старинный велосипед произвел на меня впечатление.

Эрик уже ходил в школу, научился быстро читать и проглатывал одну книгу за другой. Он уже много знал и в один из таких приездов открыл мне тайну деторождения. Другой наукой, которой он меня обучал, было умение спрыгивать и запрыгивать на ходу натал подножку трамвая. Он это показывал личным примером, а потом говорил: "Делай, как я" Однако он объяснил мне, что спрыгивать с подножки надо лицом вперёд, а я прыгнул вбок и сразерыу упал. Хорошо ещё, что ни рука, ни нога не попала под колеса. Тете Лене было, конечно, очень непросто воспитывать сына, но Георгий Романович как мог ей помогал. Помню, как он водил нас с Эриком на трофейный фильм "Тарзан", который произвел на нас сильное впечатление.

В 1951 г. у тети Лены неожиданно обнаружилась опухоль головного мозга. Говорили, что это могло быть следствием травмы. Ей сделали операцию, но неудачно, и она умерла в 40 лет. Его воспитанием стали заниматься в основном наша бабушка и тетя Тамара. Эрику было тогда 10, а мне 7. Отец достал для нас путевки в пионерлагерь их завода. Мы попали в разные отряды, но Эрик попросил меня никому не говорить, что он сирота. Отец достал для нас путевки в пионерлагерь их завода. Мы попали в разные отряды, но Эрик попросил меня никому не говорить, что он сирота. Этот лагерь был под Зеленогорском на территории, отвоеванной у Финляндии. Там были построены вначале коллективные дачи для сотрудников завода «Двигатель», а потом решили занять их под пионерлагерь. Не знаю, как Эрику, но мне там не нравилось, хотя мой дворовый приятель Толик Виноградов, который там побывал раньше меня, взахдеб расхваливал тамошнее времяпрепровождение. Большинство ребят было каким-то приблатненным, Толик в эту компанию, видимо, хорошо вписывался, поэтому он примкнул к ней, бросим меня одного. А в пионерлагере, как и в концлагере, трудно выжить одному без «кореша», на которого можно положиться. Дело дошло до того, что оскорбленный предательством Толика я вызвал его на поединок, который проиграл несмотря на всю мою злость и решимость биться за правду. Эрик не мог меня защитить, но провел со мной занятие по боксу, научив меня драться.
Эрик окончил школу в то время, когда во всех кинотеатрах шел фильм о монтажниках высотниках с участием Николая Рыбникова. Все мы тогда захотели тоже стать высотниками, в том числе и Эрик, хотя думаю, Георгий Романович его отговаривал. Эрик осуществил эту мечту, но уже через год он мне сказал, что нашей семье достаточно одного трудяги рабочего, а мне посоветовал поэтому идти учиться в ВУЗ. В результате я оказался в ЛГУ, а его должны были призвать в армию, но в военкомате ему предложили военно-техническое училище, и он согласился.

После этого он стал совсем другим человеком: если раньше я узнавал от него те факты, которые у нас не афишировались, то став военным, он стал ярым защитником советского режима. Так например, это от него я узнал, что раздел Польши был заранее согласован с Гитлером, то теперь он говорил, что Польша сама виновата в том, не что пропустила Красную армию на свою территорию, чтобы войти в со Мы часто с ним спорили, и я как-то сказал ему: "Тебе бы надо было идти в адвокаты, это у тебя хорошо получается!", хотя жизнь показала, что в данном случае он явно был «адвокатом дьявола».
В 1986 году во время перестройки Эрику исполнилось 45 лет, и он вышел в отставку в чине подполковника. Поскольку на службе он занимался военной приемкой, то на гражданке он стал работать в сфере модной в то время "госприемки", приобретя затем квалификацию эксперта-аудитора. Вскоре он начал ездить в загранкомандировки и увидел, как живут те самые "супостаты", супротив которых он столько лет ковал "оружие возмездия". При нашей встрече он сказал мне: "Почему же ты здесь, а не там, где тебе так нравится и где у тебя полно знакомых?" А я спросил его, как он умудряется там общаться с тамошними людьми? Ведь английский язык он учил лишь когда-то давно в советской школе. Сам я осваивал разговорный английский в Академии Наук, и хорошо знал, сколько надо на это положить времени и сил. Эрик ответил мне, что у него свой метод: если выпить сто грамм, то английский уже можно понимать. На немецкий нужно побольше, а вот с финским тяжело - сколько не пил, так ничего и не понял. Я думаю, это была отчасти шутка, но алкоголь действительно снимает закомплексованность и зажатость, я понял это во время неформального общения с нашим преподавателем и иностранцами.